Елена Езерская - Любовь и корона Страница 27

— Я люблю тебя, — одними губами прошептала Ольга, но Александр уже не слышал ее — дверь за ним закрылась, как будто опустилась могильная плита.

Николай же тем временем ждал новостей из крепости. Наконец, адъютант доложил ему о том, что так ожидаемый им посетитель прибыл.

— Ваше Императорское Величество, к вам полковник Заморенов.

— Проси, — разрешил Николай.

— Ваше Величество! — в кабинет вошел седовласый старик с изможденным и серым от испытаний и возраста лицом.

— Полковник? — засомневался Николай. — Это действительно вы?

— Так лучше? — смеясь, спросил Заморенов, ловким движением снимая маску грима вместе с волосами.

Теперь он снова стал похож на себя — подтянутый, лысоватый, с жесткими холодными глазами и узкой черточкой губ.

— Намного, — кивнул Николай. — Ну что, помогла вам наша затея?

— Все вышло так, как мы и предполагали. Поручики Корф и Репнин приняли меня за приговоренного к смертной казни старика поляка. Я рассказал им страшную историю про глупца, вздумавшего потворствовать нелепой страсти наследника к «моей» дальней родственнице, фрейлине императрицы, и они прониклись к несчастному такой симпатией, что были откровенны во всем, рассказывая свою историю дуэли.

— Прекрасно! И каковым будет вердикт? Виновны ли они в заговоре против престола?

— Никак нет, Ваше Императорское Величество. Молодых людей волнует любовь, а не политика. И, надо сказать, я не без удовольствия провел время в их обществе.

— Стало быть, необходимости в казни нет?

— И даже в каторге, Ваше Величество…

— Советуете их отпустить?

— Уверен, они не представляют угрозы ни для государства, ни для Вашего Величества. Поручик Корф вместо того, чтобы стрелять в цесаревича, предпочел застрелиться сам. Разве это не доказывает его преданности российскому престолу?

— Вы так сильно прониклись уважением к этим господам? — Николай иронично приподнял брови — подобная сентиментальность была Заморенову несвойственна.

— Ваше Величество! Оба офицера на хорошем счету. Их родители…

— Мне известно, кто их родители.

Им стало бы стыдно, если бы они знали, что их дети участвовали в этой дуэли. В молодых людях отмечен дух бунтарства, и этого вполне достаточно, полковник, чтобы пока содержать их под стражей.

В дверь постучали, и следом в кабинет снова вошел адъютант.

— Ваше Величество, поручик Шубин просит разрешения сообщить господину Заморенову сведения по делу государственной важности.

— Пусть войдет.

— Разрешите доложить, — крепостной порученец выглядел запыхавшимся и заметно обеспокоенным.

Заморенов посмотрел на Николая.

— К чему такая спешка? — улыбнулся тот. — Рухнула Петропавловская крепость?

— Осмелюсь доложить, цесаревич обманом встретился с заключенными Корфом и Репниным. Но, по имеющимся у нас сведениям, во время их встречи произошел инцидент с рукоприкладством.

— Сведения достоверные? — с угрозой в голосе переспросил Николай.

Порученец кивнул.

— Что же… Ступайте! — велел император офицеру и, дождавшись, когда за ним закроется дверь, в раздражении обернулся к Заморенову. — Так вы говорите, полковник, что эти молодые люди не представляют опасности для государства? Распустили господ офицеров!

— Какие будут указания? — Заморенов придал своему лицу виноватое выражение.

— Вот вам мои указания, — Николай резким росчерком подписал лежавшую у него на столе бумагу. — У вас есть вопросы?

— Никак нет!

— Выполняйте! — Николай величественно взмахнул рукой.

Заморенов поклонился и вышел, столкнувшись в дверях с наследником.

Заморенов отступил на полшага, пропуская цесаревича вперед, и закрыл за собой дверь в кабинет императора, оставив отца и сына наедине.

А Корф и Репнин ждали своей участи, не подозревая о случившемся во дворце. Время, проведенное в крепости, еще более сдружило их. И Репнин смог в который раз убедиться, что за бравадой воинственного и задиристого Корфа скрывается верный и храбрый человек, умеющий даже в трудных обстоятельствах сохранять достоинство и выдержку.

— Как ты думаешь, нас отправят в Сибирь, в Шлиссельбург или вслед за стариком — в даль беспросветную?

— Ты отлично знаешь, что я тебе на это скажу, — отмахнулся от его шутки Репнин.

— Так нечестно, игры не получится.

Я думал — это ты у нас будешь оптимистом, а я — пессимистом.

— Если нас не прикончит рота солдат, это сделает моя сестра.

— Без обид, Миша, но я предпочел бы роту солдат.

— А я слышал, в Сибири природа потрясающая…

— Да?! — хмыкнул Корф. — Жду не дождусь случая в этом убедиться.

— А я бы хотел дождаться только одного — свидания. Ведь приговоренным полагается исполнение их последней воли.

— Надеюсь, ты говоришь не о владелице того платка, который едва не стоил тебе лица и нескольких переломов? Если бы я знал, что ты рискуешь из-за нее, я бы основательно подумал, прежде чем бросаться тебе на помощь.

— Ты ревнуешь?

— Это смешно!

— Тогда за что ты так ненавидишь Анну?

— За то, кем она является. Вернее, за кого себя выдает.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я поклялся, что никогда не выдам ее тайны, но раз уж ты больше ее не увидишь…

В двери противно заскрипел ржавчиной ключ. Корф замолчал, и оба друга в оцепенении посмотрели на дверь. Она распахнулась, и в камеру вбежала Наташа.

После разговора с Александром она вдруг так остро ощутила всю бессмысленность своей надежды на помощь наследника и милосердие императора, что поняла точно и бесповоротно — она лишь теряет время. И мысль о том, что ей, быть может, уже не суждено увидеть брата, сделалась невыносимой и пугающей. Наташа тотчас собралась и отправилась в крепость — она хотела упасть в ноги начальнику тюрьмы и просить его о снисхождении — о встрече с братом.

Но известного ей прежде полковника Заморенова на месте не оказалось. В его кабинете Наташу встретил помощник начальника Писарев.

Он был, очевидно, моложе Наташи, но его прожженный взгляд не оставлял ей ни малейшего повода на положительное разрешение просьбы. И все же Наташа попыталась предложить ему деньги.

— Да как вы смеете, сударыня! — с чрезмерным возмущением вскричал Писарев, брезгливо отодвигая ее руку с сумочкой, в которой лежали ассигнации. — Я — дворянин! Уберите это!

Наташа почувствовала усталость и отчаяние, как вдруг Писарев вкрадчиво сказал:

— Как вы могли решиться прийти сюда, сударыня? Тюрьма — не место для таких красивых девушек. А вы необычайно красивы, княжна…

Его намек был столь прозрачным, и вдобавок поручик подкрепил свои слова вполне понятными движениями, что Наташа задрожала. Она собралась сыграть на отвратительных желаниях этого негодяя, но уже через минуту поняла, что Писарев — не из тех, кто позволит себя обмануть хорошенькой девице.