Джин Юинг - Цветы подо льдом Страница 27

Они покинули столовую и прошли по коридору в монастырский парк. Лучи утреннего солнца ярко освещали восточную стену аббатства, перед которой располагался огороженный английский сад, вернее, то, что от него осталось. Доминик следил, как она шла, отмечая мягкие линии ее плеч и выступающие округлости груди. Воспоминания о ее сладостной наготе жгли ему ладони, растекались медом по языку и возбуждали безумное желание.

Давно не кошеные лужайки полого спускались к большому четырехугольному пруду; за ним тянулись молодые лесопосадки, на фоне которых выделялись две белые статуи.

Не доходя до них, Кэтриона остановилась перед большим монументом, возвышающимся над садом.

– «Здесь покоятся останки того, – начала она читать вслух, – кто обладал красотой без тщеславия, силой без дерзости, мужеством без жестокости и всеми мужскими добродетелями без пороков. Сие восхваление не есть бессмысленная лесть, начертанная на скрижалях, а лишь дань памяти Боцману – псу, родившемуся в Ньюфаундленде в мае 1803 года и умершему в Ньюстеде 18 ноября 1808 года».

– В доме висит его портрет, – охотно пояснил Доминик. – Отличный был пес. Байрон хочет, чтобы, когда придет время, его тоже похоронили здесь, вместе с ним.

Кэтриона, загораживая глаза от солнца, смотрела на посвящение.

– Тщеславие, дерзость, жестокость? Ваш друг лорд Байрон не очень-то чтит собственный род.

– Так же, как и вы...

Она резко повернулась к нему и вдруг густо покраснела. В глазах у нее появился яркий блеск.

– Неправда. Люди в Глен-Рейлэке скоро узнают нечто о собственном роде, и это немаловажно, так как их жизнь всецело зависит от властителя. Он один правит целой долиной и распоряжается всем, что там есть: землей, арендой, фермами, каждой хибарой. Хотя клан поселился там еще до появления Адама, судьба каждой семьи находится в руках помещика.

– Я полагал, что это ваш дядя.

– Он умер. Теперь наследником считается Томас, сын его младшего брата, моего второго дяди. И тот дядя тоже умер, еще раньше – упал с лошади и разбился. Томас пока находится на попечении своей матери, рыжей англичанки по имени Мэри, но их будущее зависит от ее отца. Герцог Ратли контролирует все земельные владения и наследство.

– Ратли?! – Доминик был готов взорваться, словно пороховая бочка. – Глен-Рейлэк в руках Ратли? А тот ребенок в Эдинбурге, Эндрю, он-то, черт возьми, кто?

– Сын прежнего помещика, моего первого дяди. Он и есть фактический наследник. Макноррин женился дважды, второй раз на англичанке по имени Сара. Первая жена была бесплодна и умерла, не оставив потомства. В Шотландии с некоторых пор стало модно брать невест с Юга, они приносят с собой английские манеры и деньги. Так вот Эндрю – сын Сары.

– И вы хотите, чтобы он сместил внука Ратли?

– Еще как хочу! А вы должны мне помочь в этом.

Кэтриона с непреклонным выражением на лице продолжала стоять против каменного постамента; в этот миг она была прекрасна.

– С чего вы решили, что я стану встревать в чужие споры, разбираясь во всей этой путанице? По-вашему, для меня так важно, кто из младенцев унаследует какое-то поместье в Шотландии? И зачем, черт побери, вы сказали мне, что Эндрю – сын Генриетты?

Доминик, прищурившись, взглянул на головку с упрямым подбородком – выражение лица Кэтрионы ничуть не изменилось.

– Сара покинула Дуначен в четырнадцатом году, как раз во время летней победы. Эта женщина не любила горы, она была истинной англичанкой, и ей не нравилось жить со старым мужем. Поэтому она уехала в Эдинбург. Я думаю, тогда она уже носила дядиного ребенка, но еще не знала об этом, а потом уже не могла сказать никому.

– Но почему?

– Не успела она доехать до места, как через два дня дядю хватил удар; позже ему полегчало, но говорить он уже не мог. Когда его спрашивали, известить ли Сару, он только качал головой и ревел, как бык. До конца дней он не желал поддерживать с ней никаких связей, да и она тоже к этому не стремилась. Он умер месяц назад и перед смертью не позволял нам даже упоминать о ней.

Кэтриона очень волновалась – это было видно по тому, как дрожал ее подбородок.

– Как вы узнали, что у Сары есть ребенок? – спросил Доминик.

– От кондитеров из Эдинбурга. Они приезжали к нам перед похоронами готовить десерт, и кто-то из них сказал, что у жены помещика Сары родился мальчик и его нарекли Эндрю. Это было весной пятнадцатого года. С тех пор ребенок жил в приюте «Души милосердия». Я отправилась на розыски, но когда приехала в Эдинбург, Сара уже умерла, а в «Душах милосердия» мне сказали, что это ребенок Генриетты.

– А что сказала моя жена о младенце – что это проказы эльфов?

– Генриетта не отрицала, что это ее ребенок, но я знала, что она говорит неправду – мальчик был темноволосый и голубоглазый. Перед самой смертью она призналась, что существуют важные бумаги, дневники Сары и документы на Эндрю, из которых станет ясно, кто он есть на самом деле. У меня нет на них легального права, зато вы, как муж Генриетты, можете потребовать передачи ее вещей вам и удостоверить, что Эндрю законный наследник Глен-Рейлэка.

Доминик с изумлением слушал столь странное повествование.

– Так ради этого вы решили использовать меня? Поэтому я должен ехать в Эдинбург? Вызволять бумаги Сары и в конечном счете подтвердить, что у Генриетты не было приблудного ребенка?

Кэтриона кивнула.

– Но какого дьявола вы сразу мне не сказали?

– Узнай вы сразу, что Эндрю не ваш сын, вы бы не согласились, поехать со мной.

Доминик недовольно нахмурился:

– Понятное дело, вы представляли, что такому аморальному типу, как я, недоступны тонкие чувства и он никуда не поедет просто ради того, чтобы восстановить справедливость.

– Я так думала, – сказала Кэтриона.

От прилива крови на лице ее зажегся румянец, глаза заблестели.

Доминик отвернулся, чтобы солнце не попадало в глаза.

– Вы позволите мне покинуть вас ненадолго? – наконец сказал он. – Мне нужно подумать обо всем этом.

Не оглядываясь, он быстро удалился через террасы старого английского сада, где деревья словно распахнули ему свои объятия, когда он ступил под их сень.

Кэтриона неподвижно наблюдала за тем, как он уходит. Когда Доминик исчез из виду, она опустилась к подножию памятника Боцману, и высокая трава скрыла ее с головой. «Ох уж эта мне смышленая малышка Кэтриона! – часто повторяла ее нянька Магейд. – Она не сделает много ошибок в жизни, но те, которые совершит, будут очень большими».

Предсказания сбылись. Она совершила несколько ошибок подряд, и все они оказались грандиозными. Мелочи были отработаны до совершенства, но весь проект рухнул, поскольку теперь, после того как она открыла ему правду, Доминик Уиндхэм никуда не поедет, и одной ей не добыть бумаг Генриетты, без которых она не сможет бороться за права Эндрю. Доказательства мог достать только Доминик Уиндхэм, мужчина, которому она только что отдала свою невинность.