Лиза Клайпес - Обвенчанные утром Страница 27

Кэт кивнула, бережно поддерживаемая его ладонями, но при этом губы её дрожали.

Лео легко коснулся её губ, целуя осторожно и нетребовательно. Её губы были прохладными и сладкими. Разомкнув их, он углубил поцелуй. Руки Лео мягко обхватили её, полностью прижимая к себе. Её тело, стройное и упругое, было гибким, как у кошки. Он чувствовал, как она начинает медленно расслабляться, не в силах сопротивляться. Сосредоточившись на её губах, он изучал её с нежным пылом, глубоко проникая языком, пока не почувствовал трепет от слабого стона на губах.

Подняв голову, Лео вглядывался в её пылающее лицо. Он был так заворожён этими затуманенными серо-зелёными глазами, что почти забыл, о чём хотел её спросить.

— Вопрос, — напомнил он себе вслух и помотал головой, чтобы прояснить её. — Вот вопрос. У фермера двенадцать овец. Все, кроме семи, умерли. Сколько осталось?

— Пять, — быстро ответила Кэтрин.

— Семь, — Лео наблюдал за ней и когда увидел, что она поняла загадку, его лицо расплылось в ухмылке.

Кэтрин бросила на него сердитый взгляд:

— Это вопрос с подвохом. Задайте другой.

— Мы об этом не договаривались.

— Другой вопрос, — настаивала девушка.

У него вырвался хриплый смешок:

— Боже, а вы упрямая. Хорошо.

Он потянулся к ней и опустил голову, она вся сжалась:

— Что вы делаете?

— Один поцелуй — один вопрос, — напомнил он ей.

У Кэтрин был вид мученицы. Но она подалась вперёд, запрокидывая назад голову, когда он притянул её к себе. На этот раз он не был таким нерешительным. Его поцелуй был настойчивым и нетерпеливым, язык утонул в сладкой, тёплой глубине её рта. Руки Кэтрин обвили его шею, а пальцы нежно ласкали его волосы.

У Лео закружилась голова от желания и удовольствия. Но она стояла недостаточно близко к нему, те части её тела, в которых он нуждался, он не мог достать. У него дрожали руки от желания ощутить мягкую светлую кожу под плотной тканью корсажа. В стремлении ещё ближе почувствовать её тело он сильнее обнял девушку, крепче поцеловав. Безотчётно она пыталась помочь ему, с тихим стоном удовольствия приняв его язык. Казалось, волосы приподнялись у него на затылке, когда холодок наслаждения поднялся вверх по его позвоночнику.

Он оторвался от неё, с трудом переводя дыхание.

— Задайте вопрос, — напомнила она ему.

Лео своё имя-то с трудом помнил. Всё, о чём он хотел думать, это о том, как она прижималась к его телу. Но каким-то образом ему удалось собраться с мыслями:

— В некоторых месяцах тридцать один день, в некоторых — тридцать. У скольких месяцев есть двадцать восемь дней?

Кэтрин была сбита с толку, на что указывала глубокая складка, появившаяся между её тонких бровей.

— У одного.

— У всех, — спокойно ответил он. Он попытался изобразить сочувствующий вид, когда увидел, что она не на шутку разозлилась.

— Спросите ещё, — яростно потребовала Кэтрин, полная решимости.

Лео засмеялся и покачал головой:

— Больше ничего в голову не приходит. Мой мозг иссушён. Признайте, Маркс, вы проиграли…

Схватившись за лацканы его сюртука, она притянула Лео к себе. Его губы прижались к её, прежде чем он понял, что происходит. Всё веселье испарилось. Держа Кэтрин в объятьях, он пошатнулся и опёрся одной рукой о стеклянную оранжерею. С дикой, всепоглощающей страстью он захватил её губы, получая невероятное удовольствие от ощущения того, как изгибается её тело. Лео умирал от желания, его плоть отяжелела и ныла от необходимости овладеть ею. Он целовал её, забыв о сдержанности, посасывая, почти до боли кусая, лаская каждый уголок её рта, и это было так восхитительно, что почти невозможно было вынести.

Прежде, чем полностью потерять самообладание, Лео оторвал свои губы от её и крепко прижал Кэтрин к груди.

«Ещё вопрос», — пронеслось в голове. Он заставил то, что осталось от разума, придумать хоть что-нибудь.

Голос охрип, как если бы он наглотался дыму.

— Сколько животных каждого вида Моисей взял с собой в ковчег?

Сюртук приглушил её ответ:

— Два.

— Ни одного, — с трудом произнёс Лео. — Это был Ной, а не Моисей.

Но он больше не находил игру забавной, а Кэтрин, казалось, больше не волновало, выиграет она или нет. Они стояли, плотно прижавшись друг к другу. Их тела отбрасывали одну тень, протянувшуюся вдоль садовой дорожки.

— Назовем это ничьей, — невнятно проговорил Лео.

Кэтрин покачала головой.

— Нет, вы были правы, — едва слышно произнесла она. — Я абсолютно не в состоянии думать.

Какое-то время они так и стояли, ошеломлённые, и она, прижавшись к груди Лео, слышала неистовый ритм его сердца. Их обоих занимал один и тот же вопрос, который нельзя задать. И ответ, который нельзя получить.

Издав неровный вздох, Лео отодвинул её от себя. Он поморщился, почувствовав, как ткань трется о его поднявшуюся плоть. Слава богу, сюртук был достаточно длинным, чтобы скрыть эту проблему. Вытащив очки из кармана, он надел их на нос девушки. Затем протянул руку в знак перемирия, и Кэтрин пожала её.

— Что означает «ядрёная бабушка»? — смущённо спросила она, когда он вёл её к дому.

— Если я вам скажу, — ответил он, — у вас возникнут неприличные мысли, а я знаю, что вы этого не любите.

Оставшуюся часть дня Лео провёл у ручья с западной стороны поместья, определяя наилучшее место для водяного колеса и размечая площадку. Колесо должно было быть приблизительно шестнадцати футов в диаметре с рядом вёдер, которые будут опрокидывать воду в лоток, откуда она потечёт дальше по деревянным желобам. Лео рассчитал, что этой системы будет достаточно для орошения приблизительно ста пятидесяти акров или десяти ферм внушительных размеров.

После того, как вместе с арендаторами и рабочими была произведена разметка участка, вбиты в землю деревянные колышки, перейдя через холодный, грязный ручей, Лео поехал назад в Рэмси-хаус. Вечерело, солнце отливало густым жёлтым цветом, в лугах стояла тишина, не было заметно ни малейшего дуновения ветерка. Лео устал, вспотел, и был ужасно раздражён непрекращающейся борьбой со слепнями. Он скорчил гримасу, подумав, что все поэты-романтики, которые так восхищаются сельской идиллией, наверняка никогда не принимали участие в ирригационных работах.

На его сапогах было столько грязи, что, войдя в прихожую перед кухней, он оставил их у двери и прошёл в дом в одних носках. Повар и горничная были заняты нарезкой яблок и раскатыванием теста, а Уин и Беатрис в это время сидели за столом, начищая серебряную посуду.

— Здравствуй, Лео, — радостно сказала Беатрис.