Карен Рэнни - Гобелен Страница 27

— Я могу лишь надеяться, что ты будешь счастлива, — в некоторой растерянности пробормотал Бевил.

Лаура не стала говорить дядюшкам, что она могла бы и не смеяться, могла бы и зарыдать — на это у нее имелось не меньше оснований.

О Боже, дядюшки так гордились тем, что сумели все сохранить в секрете, что так ловко все устроили! Если бы только она узнала об этом раньше, все было бы по-другому!

— Но вы же не можете просто взять, обвязать Алекса нарядной ленточкой и вручить его мне, — заметила Лаура.

Девушка с ласковой улыбкой взирала на тех, кто заменил ей родителей. Только благодаря дядюшкам она никогда не чувствовала себя лишенной семьи.

— Приданое уже оплачено, мы уже подписали контракт, — заявил дядя Бевил.

Однако Лаура понимала: изъяви она желание аннулировать контракт, и ее желание будет немедленно исполнено. Ведь главное для дядюшек — чтобы их племянница была счастлива.

— Я думала, мы договорились о том, что вы не станете выдавать меня замуж без моего согласия, — сказала Лаура.

Ну почему они раньше ничего ей не сказали?! Перед глазами Лауры возникло лицо няни — она постоянно интересовалась здоровьем воспитанницы. Можно себе представить, что было бы с Джейн, узнай она правду о том, что случилось в Хеддон-Холле.

— Но, Лаура, дорогая!… — воскликнул дядя Персиваль. — Ведь мы просто сделали то, что ты хотела. Ты еще девочкой была в него влюблена.

— Твои чувства к нему изменились, дитя мое? — спросил дядя Бевил.

Лаура, казалось, задумалась.

— Нет, мои чувства к нему не изменились, — проговорила она наконец.

Не могла же она сказать, что изменилось все остальное. Сейчас не время открывать правду, она должна сама нести свою ношу. И разве она не получила именно то, что хотела?

Лаура тихонько вздохнула. Если бы только она знала. Если бы не устроила тот дурацкий маскарад, все сложилось бы по-другому. Вероятно, ей следовало сначала посоветоваться с дядюшками. А если бы рассказала обо всем Алексу…

Если бы…

Лаура прекрасно понимала, что за свои поступки придется ответить, и это очень ее тревожило! Однако она чувствовала, что вновь обрела надежду. И разве Цицерон не говорил, что, покуда есть жизнь, есть и надежда? Она словно забыла о том, что тот же Цицерон в данной связи добавил:

«Это самое смехотворное из высказываний, приписываемое философам».

— Я рада, дядя Бевил и дядя Персиваль. Я люблю вас обоих. Очень люблю.

Обоих, казалось, растрогали и слова девушки, и ее объятия.

Но каждый из них чувствовал: что-то не так.

Глава 15

— Черт, — бормотал Уильям Питт, опираясь на костыли, — эти ноги — все равно что чужие. Лучше уж ездить в детской коляске, чем тащиться, как подстреленный краб.

— Да, сэр, — с готовностью кивнул Роберт; он знал, что с министром лучше не спорить, даже король на это не решался.

— Граф дома? Было бы обидно проделать такой нелегкий путь впустую, Роберт.

— Уверен, что дома, — ответил секретарь. — Я взял на себя смелость отправить к нему человека, когда мы остановились на ночь в гостинице.

— Только не смей называть этот блошиный приют словом «гостиница». Вместо того чтобы давать клиентам грелку на ночь, они бы лучше меняли простыни чаще чем раз в год.

— Надо было прихватить с собой постельное белье, сэр, — пробормотал Роберт.

— Белье?! Может, надо и посуду с собой возить? Если бы нам вздумалось путешествовать с королевской роскошью, чем бы мы тогда отличались от того старого дурака, который нами правит? Надо думать о войнах, Роберт, а не о личном комфорте!

Молодой секретарь не стал напоминать министру о том, что он сам же и жаловался на грязь в гостинице.

Роберт помог Питту подняться по широким дубовым ступеням к парадному входу, после чего представил гостя дворецкому, державшемуся, как особа королевской крови. Министр хмурился и что-то бормотал себе под нос. Услышав, кто прибыл, Симонс широко улыбнулся и церемонно провел знаменитого министра в парадную гостиную. Питт был любим всеми, особенно простыми людьми: ведь он, как и они, не имел титула.

Министр вошел в гостиную и, опустившись в кресло, положил ногу на предусмотрительно подставленный к креслу табурет. Симонс предложил гостю чай, и Питт утвердительно кивнул. Доктор запретил ему употреблять алкоголь, но он не стал бы следовать этому дурацкому запрету, если бы не боль в ногах, значительно усиливающаяся после спиртного. Питт как-то заметил, что согласился бы отужинать с самим дьяволом, если бы тот хотя бы на несколько часов избавил его от невыносимой боли в ногах.

Алекс ненадолго задержался у входа в гостиную. Затем, переступив порог, подошел к старику.

— Нет-нет, не вставайте, сэр, — сказал граф, удерживая министра. — Снова приступ подагры?

— И снова, и как всегда, лорд Уэстон.

— Прошу вас, сэр, давайте обойдемся без церемоний. Я был для вас лейтенантом Уэстоном, когда вы впервые увидели меня. Пусть так будет и впредь.

— К чему эта маска, Алекс? — проворчал Питт. — Я видел тебя и без нее, знаешь ли.

— Знаю, сэр, Скажем так, пусть слугам будет от этого облегчение.

Граф пододвинул стул к креслу и сел подле своего гостя. Питту Алекс был обязан своим быстрым продвижении но службе. И, как подозревал Алекс, Питту он был обязан и своим столь быстрым возвращением на родину после ранения.

— Меня скоро не станет, мальчик мой, — начал Питт, очевидно, решив сразу перейти к делу.

Алекс опустил голову и молча ждал продолжения. Питт жестом подозвал секретаря. Тот открыл небольшой кожаный саквояж, протянул его министру и тактично удалился.

— У Испании нет выбора, кроме как вступить в войну, Алекс. Проклятые французы не перестают интриговать. А у нас никто не желает объявлять войну Испании.

— Откровенно говоря, я не очень разбираюсь в политике, — проговорил граф. — Но и желания начать в ней разбираться у меня тоже нет.

— Если бы это было не так, я сюда ни за что бы не поехал. С меня довольно льстецов и подхалимов. Но ты в отличие от них обладаешь острым умом и знаешь свое дело. Вот в этом качестве ты мне и понадобился.

— О чем вы?

Вопрос был задан с такими осторожными интонациями, что Питт, забыв о боли в ноге, рассмеялся.

— Ты боишься, что я отправлю тебя к королю? Не хочешь стать придворным? Прекрасно тебя понимаю. Нет, ты создан для лучшего. — Немного помолчав, министр вновь заговорил: — Так вот, Алекс, мне нужен человек, которому я мог бы доверять. Человек, который знает образ моих мыслей, умеет ввязаться в драку и побывал в бою, — не то что мои советники, для которых нет ничего страшнее, чем оказаться посреди лондонской мостовой в полуденный час. Что ты на это скажешь?