Элизабет Торнтон - Игра или страсть? Страница 27

– Мировой судья, – коротко ответил он, – был одним из роялистов, а констебль Хинчли – моим заместителем.

Это дало ей пищу для размышлений.

– И все равно это неправильно, – наконец сказала она. – Все равно это было отвратительной демонстрацией мужской агрессии.

Он сложил руки на груди.

– Что же на самом деле происходит, Марион? Вы дуетесь потому, что лишились вашего кавалера?

Она рассвирепела:

– Кто бы говорил! Вы меняли спутниц как перчатки. Не успеешь отвернуться – на вашей руке уже виснет другая красотка. Вы не слишком разборчивы, верно? Блондинки, рыжие – вам все равно.

Его губы начали подергиваться.

– Не забудьте про брюнеток.

– Конечно! Три брюнетки. Он приложил руку к сердцу.

– Марион, вы обезоружили меня. Я не знал, что вам небезразлично.

Насмешливо фыркнув, она потянулась к дверной ручке. Он схватил ее за запястье, не давая сбежать. Он все еще улыбался, но не злорадствовал. Она перестала вырываться.

– У тех леди, которые были со мной, – сказал он, – есть мужья и отцы, пользующиеся влиянием. Их голоса чрезвычайно важны. Для чего, по-вашему, всю последнюю неделю я навещал избирателей? Чтобы убедить их проголосовать за кандидата, который будет выдвинут от моей партии. Это тяжелая работа. Я никого не обманываю. Я с самого начала даю понять, что меня интересуют голоса избирателей.

– И только мужчины могут голосовать.

– Совершенно верно.

– У миссис Чандос нет ни мужа, ни отца, – указала она на слабое место в его логике.

– А, – он потер переносицу, – это барракуда. Вы, вероятно, заметили, что мой хороший друг Томми Раддл вовремя появился и спас меня от ее свирепых челюстей?

Она вспомнила говорливого джентльмена, который действовал напролом.

– Так это был ваш друг?

– Конечно, ведь он согласился оказать мне услугу. Непросто избавиться от барракуды. Людоеды ненасытны.

– Тогда вам не о чем беспокоиться. Мистер Льюис спас вашего друга от барракуды.

– В таком случае я постараюсь думать о нем лучше. На секунду в карете повисло молчание.

– Марион, – продолжил Брэнд, – правильно ли я расслышал? Там, на поле, вы болели за «круглоголовых»?

– Нет.

Его лицо стало суровым.

– Значит, ошибся. Извините, что спросил.

– Я болела за вас. Их глаза встретились.

Напряжение в горле сделало ее голос хриплым.

– Брэнд, я должна извиниться. Я позволила вам думать, что считаю вас ниже себя, что я слишком хороша для вас. Простите. Это неправда. Я совсем так не думаю.

Его улыбка вспыхнула и погасла.

– Я знаю, – мягко пробормотал он.

– Откуда вы знаете?

– Просто я знаю вас.

Он взял ее руку и стал водить по ней пальцем. Когда она невольно вздрогнула, Брэнд поднял глаза.

– Но это не значит, что вы не озадачиваете меня. Порой ваши слова говорят одно, а глаза – совсем другое. Я верю тому, что читаю в ваших глазах.

Когда она не ответила, он испустил какой-то странный вздох и приблизил свои губы к ее губам.

– Вот что говорят мне ваши глаза.

Его поцелуй был таким же нежным, как и в первый раз, но ее реакция была другой. Она обвила его шею руками. Сердце ныло от всех тех чувств, которые она вынуждена была подавлять в себе. Она так хорошо его знает. То, что она испытывает, – не романтическая любовь. Он – не прекрасный принц, а она – не мечтательная дебютантка. Но он ей небезразличен. Она хотела, чтобы он знал, как дорог ей.

Брэнд целовал ее, с трудом веря в чувства, которые она в нем пробуждала. Ему хорошо знакома страсть и те удовольствия, которые он может получить от женского тела, но это было другое. Это была Марион. Он не хотел тискать ее в карете, как какую-то уличную девку, которую он подобрал в Воксхолл-Гарденз. Это не его стиль. Марион заслуживает… Кончик ее языка неуверенно коснулся его губ. Марион…

О Боже, он не может спорить с природой. Она такая податливая, а он хотел ее давно, очень давно, задолго до того, как Фанни представила их в своей гостиной, задолго до Лондона, задолго до того, как он узнал о ее существовании. Казалось, он полжизни ждал ее.

Когда он обхватил ладонью одну грудь и поцеловал сквозь тонкую ткань платья, жаркая волна накрыла ее, сделав слабой от желания. Ее ошеломила сила этого поцелуя. Хотелось бы ей, чтобы сердце перестало так неистово колотиться, но оно не слушалось. Ее тихий протестующий возглас превратился в беспомощный стон.

Этот стон невольного наслаждения чуть не лишил Брэнда самообладания. Он был потрясен ее реакцией, потрясен и возбужден. Он притянул ее к себе на колени и сжал в объятиях маленькое, трепещущее тело. Он целовал ее до тех пор, пока она не задохнулись, до тех пор, пока страсть не охватила все ее существо. Еще – говорили ему ее поцелуи. Еще – говорило ее тело, когда она прижималась своей мягкой грудью к твердыне его груди.

Плащ стал помехой, поэтому Брэнд стащил его с ее плеч. В ответ она стала целовать его глаза, щеки, шею. Он засмеялся в чисто мужском восторге.

– Что ты чувствуешь? – прошептал он.

Она чувствовала, что хочет остаться здесь навсегда, в кольце его рук, в этом маленьком уютном убежище, вдали от всех ее страхов и тревог.

– Я чувствую себя… свободной, – сказала она и сонно улыбнулась. – Брэнд, не останавливайся. Пожалуйста, не останавливайся.

Он не мог поверить своим ушам. Не мог поверить, что позволил этому зайти так далеко. Он должен остановиться.

Он затащит леди Марион Дейн в свою постель и в обстановке, приличествующей благовоспитанной девушке.

Он выглянул в окно. Слава Богу, они прибыли в Прайори.

Марион почувствовала, что ее подняли и усадили на противоположную скамью. Ее нижняя губа задрожала.

– Брэнд?

Он накрыл плащом ее плечи и улыбнулся:

– Мы приехали, Марион. Лучше приведи себя в порядок. Уверен, Клэрис с радостью одолжит тебе платье. – Брэнд коротко поцеловал ее. – И не смотри так потрясение. Это был всего лишь поцелуй.

С этими словами он открыл дверцу кареты и спрыгнул на землю. Марион посмотрела в окно. Парадный вход Прайори был ярко освещен настенными факелами. На крыльце небольшими группками стояли люди, приветствуя друг друга.

Марион посмотрела на свое платье. Оно было почти прозрачным и льнуло к ней во всех неподобающих местах. Она не может предстать перед всеми этими людьми в таком виде.

Мэнли открыл дверцу кареты. Когда он подал ей руку, его глаза на долю секунды расширились, но тут же приняли непроницаемое выражение. Марион готова была сквозь землю провалиться.

Она увидела, как группа мужчин окружила Брэнда. О Боже, что она натворила? Что ей теперь делать?

Брэнд подзывает ее. Она не в том состоянии, чтобы предстать перед его друзьями. Стоит им только один раз взглянуть на ее лицо, и они поймут!