Дебора Джонс - Мальтийская звезда Страница 27

– Вы хотите сказать, что могли бы сочетаться браком с этой женщиной?

– Именно об этом я и подумывай. Бывали моменты, когда я испытывал сильное влечение, и вовсе не потому, что женщина была искусительницей. Нельзя искусить того, у кого нет желания. Луиза никогда бы не искусила меня против моей воли. Но она даже и не пыталась это сделать. Наши отношения были совсем другими. Она была дочерью человека из мелкой знати, поместье которого располагалось недалеко от поместья моего отца. В течение многих лет мы проводили счастливое время, наслаждаясь обществом друг друга, и у нас была возможность – реальная возможность – вместе счастливо состариться. Мы были во многом схожи. Нам обоим нравилось жить в Португалии. Мы любили детей и животных. Она симпатизировала моему интересу к алхимии, хотя и не разделяла моей веры в философский камень.

Мы не видели друг друга несколько лет, когда я наконец получил разрешение епископа вернуться домой, чтобы навестить могилу моей матери. Я был мужчиной, но все еще послушником, а не священником. Я еще не постригся в монахи. Будучи свободным, я мог жениться и хотел этого. Моя семья всегда была против того, чтобы я принял духовный сан.

– Почему же вы не женились?

– Потому что не захотел. Я не любил ее настолько сильно, чтобы ради нее пожертвовать своим призванием.

Я был честолюбив.

Он и сам удивлялся, что так легко находит слова. В то время свое решение он считал весьма опрометчивым, и, возможно, так оно и было. Но на самом деле он поступил правильно, по крайней мере, для себя. Еще долгие годы он испытывал боль от своего решения и думал, что ей не будет конца. И сейчас его удивляло, что спустя почти пятьдесят лет боль ушла и остались лишь теплые воспоминания.

Гаска знал, что ему надо быть откровенным, иначе Аликс, не зная о своей силе, может пойти неверной дорогой. Прежде чем продолжить, он помолчал, а когда заговорил, то слова уже давались ему с трудом:

– Нет, я этого не хотел. Мне не суждено было стать женатым человеком. Я мог бы жениться и, возможно, сделал бы это, но я чувствовал, что поступаю против своей воли. Я чувствовал, что судьба предназначила мне другой путь. Для меня женитьба была бы отвлекающим маневром, который увел бы меня с избранного пути. А я уже нашел правильный путь в жизни, мое истинное призвание.

Аликс ухватилась за эти слова:

– Искушение приходит к человеку, когда у него впереди важная цель.

– Именно так вы себя чувствовали, леди Аликс? У вас было искушение?

Щеки Аликс залил румянец, но она не могла солгать человеку который только что так откровенно говорил с ней.

– Один только раз, – тихо ответила она. – И только с одним человеком. Я поцеловала его. Мне хотелось его поцеловать. Но сейчас я понимаю, что это было просто искушение такое же искушение, какое испытывали вы. Это был отвлекающий маневр, который мог бы увести меня от выполнения долга перед мужем.

– Но твой муж мертв…

– Тогда от памяти о нем.

– Но ты пока жива.

Последние красные угольки в камине догорели. Аликс встала, подошла к окну и долго смотрела на простирающийся перед ней мир.

– Мне кажется, что для весны слишком холодно, – наконец сказала она. – Похоже, зима еще даст о себе знать. Один поцелуй еще ничего не значит, – проговорила она так тихо, что Гаска едва расслышал ее слова.

Гаска прислушивался к звукам уютного сопения и громкому храпу, раздававшимся вокруг него, и хотел чтобы его собственный сон был таким же мирным. Монахи, уставшие от простого, но напряженного дня молитв и труда, забылись на несколько часов сном, чтобы на рассвете снова читать молитвы. Гаска попытался устроиться поудобнее на жестком матрасе, но пружины из него торчали, больно упираясь в больные суставы священника.

Он чувствовал свой возраст. И что еще хуже, он чувствовал свою бесполезность, и это его напугало. Прошло много времени с того момента, когда он почувствовал испуг, но не сразу понял, что с ним случилось. Он стал бояться.

Сначала он посчитал это абсурдным. Занимаясь алхимией, он потерял многих друзей, места которых сразу же заняли враги. Он осознавал, что в это смутное время его могут отлучить от церкви оба папы: один из Авиньона – за то, что он учился в Париже, второй из Рима – за то, что он учился в Оксфорде. Он пытался уговаривать себя, что причиной тому был его характер. В отличие от бенедиктинцев или цистерцианцев, гостем которых он был в этом аббатстве, его собратья францисканцы отличались большей набожностью. Подобно основателю ордена Франциску, они были ближе к природе и умели разговаривать с птицами и деревьями, совершенно забыв об инквизиции. Когда его математические познания, полученные в Оксфорде привели к такому неслыханному утверждению, что земля круглая, его собственный религиозный орден, пожав коллективным плечом, выгнал его за порог. Это оказалось на руку доминиканцам, которые с головой ушли в организацию инквизиции и не одобряли его позорные знания, полученные в Оксфорде. Память об этом все еще жила в нем.

Он получил свою долю неприятностей в прошлом и думал, что все уже позади. Он мечтал провести остаток дней здесь, а покое и красоте От-Флера, занимаясь физическим трудом, медитацией и лабораторными исследованиями только для того, чтобы его ум оставался живым для молитв. Оказывается, он ошибался. Впереди его ждала работа и она внушала ему опасения.

Если бы Аликс только знала! Если бы Джулиан сказала ей. Сила Магдалены была слишком могущественной, чтобы просто отмахнуться от нее. Ее надо или отвергнуть или принять, но сначала смело ее встретить. Джулиан следовало бы сказать Аликс о ее наследии. Но старый священник был слишком реалистом, чтобы терять время на пустые размышления. Главная беда заключалась в том, что Аликс ничего не знала. Джулиан ничего ей не рассказала. Вдова Робера де Мерсье, сама того не ведая, владела могущественной силой, за обладание которой многие мужчины могли пойти на преступление. К примеру, Симон Мальвиль, Гай Д’Арнонкур, – этот список можно продолжать до бесконечности. Гаска, простой священник, до сих нор содрогался, вспоминая об Арканджело Конти, кардинале, и о том, что этот человек знал и сделал.

Да и Ланселот де Гини не был дураком. Он оказался весьма дальновидным, не допустив разорения крестьян графа Мерсье, как поступало большинство рыцарей. Генеральный план ведения войны состоял в том, чтобы ослабить противника, убив или покалечив как можно больше его крестьян. Но это ослабляло не только побежденного, но и самого победителя. Де Гини был достаточно умен, чтобы не думать об этом. Что еще он хорошо понимал? Он держал графиню де Мерсье около себя целых три месяца, в то время как его первым побуждением было отправить ее в монастырь сразу же после похорон ее мужа. Почему он, ее не отпускал? До де Гини, вероятно, дошли какие-то слухи, а раз так, то он, без сомнения, понял всю правду. А правда была ясна как божий день, как это было, когда бедный глупый бастард Жак де Моле навлек проклятие Бога на короля Франции Филиппа через уже обуглившиеся до черноты уста, когда его возвели на костер.