Кейт Уолкер - Рождественская карусель Страница 28

– Вы порвали с ней?

Она не понимала – точнее, боялась понять, – почему с таким страхом ждет ответа.

– Нет, она сама порвала со мной, – ответил Шон, наливая себе в бокал красного вина. – После катастрофы.

– Из-за шрама?! – ахнула Лия. Ей не верилось, что женщина может быть способна на такую черствость.

– Из-за того, что означает для меня этот шрам. – Шон невесело рассмеялся, горько скривив рот. – Конец карьеры. Ни ролей, ни рекламы, ни славы секс-символа. А быть женой обыкновенного человека она не желала.

– Какой ужас!

Шон снова равнодушно пожал плечами.

– По крайней мере, она была честна со мной.

– Значит, она ни капли вас не любила!

«Любила». Это слово сигнальным колоколом отдалось у нее в мозгу, и все странности последних дней внезапно обрели кристально ясный, пугающий смысл.

Любовь. Вот с чем боролась она все эти дни! Вот что за чувство властно росло в ней с той роковой встречи на заснеженном проселке!

– Любила? – повторил Шон так, словно услышал незнакомое слово чужого языка. – Я и не искал любви. Марни меня от этого отучила.

– Но как же так? Каждый человек…

– Каждый человек хочет быть любимым? Вы это хотели сказать? – иронически переспросил Шон. – Я бы не стал принимать это за аксиому. Отнюдь не все стремятся к душевной близости.

– Но…

«Да уймись же наконец! – кричал ей рассудок. – Ты же выдаешь себя!»

– Но вы стремитесь, – закончил он за нее. Эти слова больно ударили ее по сердцу. – Это и предложил вам жених? Любовь, поклонение и счастье до гроба?

Любовь. Это слово, произнесенное низким бархатным голосом Шона, пробудило в ней воспоминание о вчерашнем вечере. Она заснула, не дождавшись его возвращения… Но не совсем.

В полусне она слышала, как Шон вошел в спальню и остановился у кровати. Сон одолевал ее; не было сил пошевелиться или хотя бы открыть глаза. Но она услышала нежные слова и ощутила на щеке нежнейший поцелуй.

«Спокойной ночи, любовь моя!» – прошептал ей Шон. Но разве не повторял он много раз, что любовь – сказка, горячечный бред поэтов и романтических юнцов?

– Я же вам сказала, Энди не жених мне! – С этими словами она схватила ложку и принялась свирепо размешивать соус.

– Да, говорили.

Он снова наполнил бокалы. Лия хотела сказать, что ей вина достаточно, но огненная мексиканская смесь обожгла ей рот, а скользкий перчик, прыгнув с тарелки, испачкал руку.

Отложив ложку, Лия принялась облизывать пальцы. Не сразу она заметила, каким неотрывным взглядом следит за ней Шон.

– У вас и на подбородке пятно, – мягко заметил он. – Позвольте мне… – И он аккуратно вытер ей подбородок платком. – О, и здесь, и здесь – да вы вся в томатном соусе!

Сердце ее приостановилось, затем забилось вдвое быстрее. Лия замерла, боясь пошевельнуться, пока Шон белоснежным платком вытирал ей щеки и губы.

– Беда с этими мексиканскими кушаньями! – заметила она с показной шутливостью, когда вновь обрела дар речи. – Не успеешь оглянуться, как перемажешься с ног до головы. По-моему, чили можно есть только в компании с близкими людьми или с теми, кого уже никогда больше не увидишь, иначе придется вечно краснеть от стыда!

Слишком поздно она сообразила, что загнала себя в западню, из которой уже не выбраться. Синие глаза Шона вмиг посерьезнели.

– И к какой же категории вы причисляете меня?

– М-м… – Она нервно облизнула пересохшие губы. – Не знаю.

– А как вам хотелось бы? – спросил он уже гораздо мягче.

– Мне…

Она не находила слов для ответа, не могла оторваться от его глаз.

– Хорошо, задам вопрос полегче. Когда растает снег и вы уедете отсюда, что станете делать?

Лия замерла. Она могла бы притвориться, что не понимает, о чем он, – но зачем? Ведь Шон, несомненно, видит ее колебания. Он не стал спрашивать о родителях, о карьере или о том, что она собирается делать с машиной. Он задал иной вопрос, бьющий прямо в точку. Но что она могла ответить? Ведь судьба ее решалась здесь и сейчас и была еще не решена.

– Лия! – поторопил Шон.

Лия молчала, глядя на него, словно испуганный кролик – на приближающиеся фары машины на дороге.

– Вы должны знать. Что вы ответите Энди?

Лия глубоко вздохнула – и вдруг словно ослепительный свет вспыхнул у нее в мозгу, и все стало предельно ясно. О чем тут думать? Можно ли колебаться? Для нее возможен лишь один ответ. Разве не знала она этого с самого начала? Еще тогда, когда поняла, что Шон заставил ее забыть о «женихе», что чувство ее к Энди было чем угодно, только не любовью?

– Нет, – тихо и убежденно ответила она. – Я отвечу «нет». Не выйду за него замуж.

Синие глаза Шона сверкнули, и Лии стало ясно: он понял все, что заключено в ее ответе, что прячется за ее скупыми словами, все несказанное, может быть, и вовсе невыразимое словами, но ясное как день.

– Лия!

Он приподнялся, не сводя пламенного взора с ее лица. Лия поняла, что должна рассеять его последние сомнения.

– На другой вопрос ответ «да», – произнесла она громко и твердо, без тени колебания. – Я говорю «нет» Энди и «да» – вам.

Шон оттолкнул стул и шагнул к ней.

Она больше не сомневалась, не раздумывала. Не осталось ничего, кроме страсти и желания. Он прикоснулся к ней, прильнул к ее губам, и тело ее зажглось огнем, неотвратимым, как судьба.

Грудь к груди, рука к руке, уста к устам. На ласки не было времени: оба слишком изголодались друг по другу. Дрожа от нетерпения, они срывали друг с друга одежду. Лия громко вскрикнула, ощутив пальцами его обнаженную грудь, и Шон ответил ей хриплым стоном.

– Не думаешь, что нам будет удобнее наверху? – прошептал он, сипло и неровно дыша.

– И ты еще заботишься об удобствах? – пробормотала она в ответ. – Поздно, милый, слишком поздно!

Шон вздохнул, признавая справедливость ее слов. Оба они не могли ждать ни секунды.

Не было нужды в прелюдии, в ласках, призванных возбудить желание и подготовить к грядущему наслаждению. Каждая минута, проведенная вместе, раздувала в них пламя влечения, и все эти пять дней стали одной большой прелюдией любви.

Шон подхватил ее на руки и уложил на ковер перед камином. Дрожащими от нетерпения руками Лия помогла ему стянуть алое платье; она извивалась в его руках, и пламя бросало на ее кожу огненные отсветы.

– А ты? – протянула она с капризной гримаской, заметив, что Шон еще одет.

– Я тоже, – рассмеявшись, ответил он.

Рубашка полетела в сторону; Шон прильнул губами к груди Лии, а ловкие руки его тем временем возились с застежкой на брюках. Наконец, сорвав с себя остатки одежды, он лег рядом с ней, обнаженный и прекрасный, словно древнее божество.

– Так лучше?