Персия Вулли - Гвиневера. Осенняя легенда Страница 28

– В конце концов, ты нужна мне живая, – усмехнулся муж, вытирая усы тыльной стороной ладони. – Народ не простит мне, если я не позабочусь о его королеве.

На этой шутливой ноте мы и оставили Камелот.

Хорошее настроение не покидало меня во время всего путешествия. По сторонам Римской дороги в обрамлявших ее лесах щебетали птицы, а на ветру гордо трепетало знамя Красного Дракона. За спиной разворачивалась яркая, блестящая лента сопровождавших нас придворных: многие мои фрейлины ехали в обществе соратников мужа, а дамы в возрасте вроде Винни тряслись в громыхающих повозках и сплетничали друг с другом обо всем на свете.

Даже мастеровые отправились с нами: кузнец, псарь, бард и повариха – все они пригодятся летом. Фрида и Грифлет следили за волкодавами, а воины скакали вдоль нашей процессии. В хвосте Гвин и его брат Идер ехали рядом с молодыми черными лошадями, которых вели в конюшни Иллтуда.

Сама я была в восхищении, что снова путешествую. В Камелоте жилось прекрасно, но что-то в моей душе требовало странствий.

Бедивер ехал между нами и гордился, указывая на новые признаки благоденствия – там заброшенные поля оставленной фермы вновь возделывала крестьянская семья, здесь лесной народ умело разводил орешник. Даже скотина казалась здоровой и накормленной: тучные коровы, лоснящиеся лошади и пышные овцы поднимали головы при нашем приближении.

Бедивер окинул одобрительным взором Этейн:

– Как вы находите вашу новую кобылу? Гвин ужасно горд, что взрастил и воспитал ее для вас.

– Он вполне может гордиться, – подтвердила я. – У Этейн нежные губы и огромное сердце, и она обожает скакать, – добавила я, косясь на Артура.

– Правда? – муж исподлобья посмотрел на меня шутливым взором. – А мне казалось, что с тех пор, как состарилась Фезерфут, мы как следует не скакали.

– С тех самых пор, – согласилась я, исподтишка подбирая поводья и слегка перенося центр тяжести тела.

Артур отвечал по-прежнему добродушно, хотя и начал горячить своего скакуна:

– Не слишком ли поздно? Не знаю, остался ли в старикане дух.

– В каком старикане? – принялась подзуживать я его, разглядывая на висках седину.

– В четвероногом! – взорвался он. – А ну, до следующего мильного камня!

В следующую секунду мы уже неслись по мягкой обочине мостовой, подбадривая друг друга и смеясь, как дети, у которых в мире нет никаких забот. Даже лошадям нравилась эта скачка. Жеребец летел с вытянутой вперед шеей, раскидывая за собой дерн и траву, а молодая кобыла задирала морду, раздувала ноздри и, наподобие горных уэльских пони, дыбила хвост. Камень остался позади, но ни один из нас и не подумал остановиться. Мы перелетели через гребень холма и натянули поводья только перед каменистым бродом.

– Прочищает голову, – заявил Артур, когда мы, задохнувшиеся и счастливые, поджидали остальной караван.

«И сердце», – подумала я, согласно кивнув в ответ; В первый раз за долгие месяцы я жизнерадостно устремлялась в будущее. Очевидно, время лечило даже отчаяние, и, хотя боль от утраты Ланса осталась во мне навсегда, я радовалась, что наконец ожила вновь.

9

КАРЛИОН

Мой учитель Катбад говаривал, что бывают времена, когда наши мойры пересекаются вновь и вновь с судьбами других людей и это формирует наши жизни… раз и навсегда, а мы об этом даже не подозреваем. Таким временем стало лето в Карлионе.

Как большинство римских городов, Карлион построен на высоком берегу реки и имеет в своем центре прочную крепость. Когда-то из ее ворот выходили легионеры и маршировали по мощеным улицам мимо таверен и лавочек, мимо бань и амфитеатра, прилепившегося к стенам укрепления снаружи. Теперь горожане говорили больше на кельтском наречии, чем на латыни, а под сенью стен пришельцы как попало строили все новые и новые круглые дома и хижины под соломенной крышей.

Однако даже в смутное время, когда ушли легионы, а страной правили тираны, люди оглядывались на руины империи и вспоминали дни величия. Поэтому, когда Мерлин заявил, что Артур Пендрагон должен стать верховным королем и залечить раны, оставленные политическими междоусобицами, жители Карлиона приняли его слова близко к сердцу. Здесь он был коронован, здесь провел первый Круглый Стол и сюда – хоть и непреднамеренно – мы приехали отпраздновать день урожая и провести турнир. Неважно, что наша резиденция была в Камелоте. Карлион считал себя городом верховного короля и радостно приветствовал нас, когда мы пересекали мост через Аск.

Кроме трех действующих бань и амфитеатра к достопримечательностям города относилась базилика форта. Я никогда не видела более впечатляющего здания: сотни футов в длину, с полукруглой апсидой в конце нефа и с колоннадами приделов с каждой стороны. В центре могучие колонны подпирали на высоте нескольких этажей свод крыши, а солнечные лучи, проникавшие сквозь верхний ряд окон, делали неф необыкновенно легким и воздушным. Великолепное здание для Круглого Стола, и мы с Кэем принялись приспосабливать его под зал.

Не мы одни готовились к этому событию. Горожане растягивали цветную материю и украшали ею стены, корзины с цветами вывешивали на карнизах и козырьках ворот, и даже вывели на улицы танцующего медведя.

Мы с Артуром поселились в удобных покоях крепости. Поскольку здесь не было сада, по утрам, прежде чем начать день, я часто спускалась к реке. Это давало мне возможность почувствовать под ногами землю, кожей ощутить зеленый лист дерева, раскрыть сердце навстречу птичьему пению. Во время одной из таких прогулок я столкнулась с поводырем медведя, который вел в амфитеатр большого косматого зверя.

– Как и всему живому, ему необходимо немного свободы, – объяснил человек, а я старалась разойтись с ним так, чтобы он оказался между мной и зверем. Дрессировщик бросил на меня быстрый одобрительный взгляд, по всей видимости, опасаясь королеву не меньше, чем я опасалась его медведя. Довольный, что я не нарушу распорядок дня животного, поводырь пригласил меня в амфитеатр:

– У него, как и у людей, есть свои симпатии и антипатии. Но если зверь много двигается, то обычно остается добродушным, – ласково заметил он.

В проходе, ведущем на арену, мы миновали нишу, в которой стояла статуя Немезиды, богини судьбы. Ее вид напомнил мне слова Элейн: что бы ни произошло с Ланселотом, все останется на моей совести. Я содрогнулась, словно услышала посланное в мой адрес проклятие, и помолилась богине за Ланса. Потом поспешила за поводырем, который уже вступал на арену.

Оказавшись внутри здания, дрессировщик отстегнул цепь от ошейника зверя, тот замотал головой, втянул ноздрями воздух и неуклюже засеменил по арене. Найдя место, где было больше всего песку, медведь опрокинулся на спину, как только что расседланная лошадь, и затряс всеми четырьмя лапами. Потом схватил себя за заднюю ногу, раскачиваясь, сел на хвост и, растопырив передние лапы, озорно посмотрел на нас поверх огромного выпяченного живота. Я засмеялась его кривляниям, и зверь закивал головой, словно одобряя мое веселье. Было приятно думать, что даже медведь радуется нашему приезду.