Трейси Шевалье - Дева в голубом Страница 28

Начала я с книги. Она была в сальном грязно-белом переплете из телячьей кожи, с фронтисписом, на котором были нанесены ноты старинной музыки и латинские стихи. Каждая строка начиналась с заглавной, в красно-голубом цвете, буквы. Я открыла книгу на первой же странице и разгладила ее — право, испытываешь волнение уже от одного прикосновения к такой древности. Слова были написаны коричневыми чернилами, и, при всей четкости почерка, могло показаться, что текст написан, чтобы им скорее любовались, нежели читали. Я, во всяком случае, не могла разобрать ни слова. Некоторые буквы ничем не отличались одна от другой, а когда я в конце концов все же расшифровала кое-какие слова, стало ясно, что это ничуть не помогает — текст написан на иностранном языке.

Неожиданно я расчихалась.

Минут через двадцать подошла моя дама, посмотреть, как продвигаются дела. Я обработала десять страниц, отыскивая даты и мало-помалу выуживая то, что казалось похожим на имена.

— Это по-французски написано? — Я подняла на нее взгляд.

— На старофранцузском.

— Ясно. — Раньше мне это в голову не приходило.

Она бегло посмотрела на страницу, на которой была открыта книга, и подчеркнула острым наманикюренным ногтем несколько строк.

— «Некая беременная женщина в мае 1574 утонула в реке Ло». Un inconnu, la pauvre,[33] — негромко проговорила она. — Но ведь это вам немного дает, верно?

— Боюсь, что так. — Я в очередной раз чихнула и извинилась.

— Тут у нас все чихают, — весело рассмеялась она. — Смотрите, у всех в руках носовые платки.

Из дальнего угла комнаты, где сидел какой-то старикан, до нас донесся приглушенный чих, и мы обе захихикали.

— Отдохните-ка от пыли, — предложила она. — Пойдемте выпьем кофе. Меня зовут Матильда. — Она с улыбкой протянула мне руку. — Ведь в Америке так принято, верно? При знакомстве вы обмениваетесь рукопожатием?

Мы устроились в кафе за углом и уже через несколько минут болтали, как старые приятельницы. Несмотря на скороговорку, говорить с Матильдой было легко. Только теперь я поняла, как не хватало мне женского общества. Она обрушила на меня шквал вопросов, касающихся Штатов, особенно Калифорнии.

— О Господи, так здесь-то вы что забыли? — вздохнула она под конец. — Я лично в момент собралась бы в Калифорнию!

Я смутилась, не сразу придумав ответ, из которого следовало бы, что я не просто последовала во Францию за мужем (что с самого начала заподозрил Жан Поль). Но Матильда и не дала мне ответить, она явно не ожидала никаких объяснений.

Мой интерес к отдаленным предкам не удивил ее.

— Люди постоянно заглядывают в семейную историю, — заметила она.

— Да? А я вот чувствую, что вроде как ерундой какой-то занимаюсь, — призналась я. — Ведь вряд ли у меня что-нибудь получится.

— Это верно. Честно говоря, не многим удается что-нибудь отыскать в своих анналах. Но не надо терять надежды. К тому же старинные записи и сами по себе интересны, разве не так?

— Так, но я с таким трудом понимаю этот язык! По сути дела, только даты и имена, да и то не все.

— Если вы находите книгу трудной в чтении, посмотрим, что скажете, когда дело дойдет до микрофишей! — Матильда расхохоталась, увидев выражение моего лица. — Сегодня я более или менее свободна. Вы продолжайте заниматься книгой, а я посмотрю за вас микрофиши. Я привыкла к этому старинному почерку.

Я поблагодарила ее и, пока Матильда сидела за экраном, считывая микрофиши, занялась ящиком, в котором, как она мне объяснила, хранилась документация, связанная с уплатой налогов на урожай. Выполнена она была тоже от руки и столь же трудно поддавалась дешифровке. Я занималась весь остаток дня и под конец совершенно выдохлась. Что же касается Матильды, то она, напротив, была, казалось, разочарована тем, что работы не осталось.

— Неужели это все? — Она еще раз быстро просмотрела каталог. — Attends,[34] вот еще налоговые декларации, начиная с 1570 года, они хранятся в мэрии города Ле-Пон-де-Монвер. Ну да, конечно, месье Журден! Год назад я помогала ему составлять опись.

— Кто такой месье Журден?

— Секретарь мэрии.

— Думаете, имеет смысл посмотреть эти бумаги?

— Bien sûr.[35] Да и вообще, даже если ничего не выгорит, Ле-Пон-де-Монвер — чудесное местечко. Собственно, это даже не городок — деревушка у подножия Мон-Лозера. — Матильда бросила взгляд на часы. — Mon Dieu![36] Мне пора зa Сильвией! — Она схватила сумку и буквально вытолкала меня за дверь. — Вам понравится работать с месье Журденом. Если, конечно, он не съест вас заживо!

Наутро я выехала рано, выбрав самую живописную дорогу из тех, что вели в Ле-Пон-де-Монвер. По мере того как она поднималась все выше, местность становилась просторнее, солнечнее и в то же время пустыннее. Я проезжала через крохотные грязные деревушки, где дома были сплошь из камня, даже крыши; кисть маляра их не касалась, так что жилье фактически растворялось в окружающем пейзаже. Многие из этих домов были брошены, стояли с сорванными крышами, смятыми трубами, покосившимися ставнями. Люди почти не попадались, а машины, после определенной высоты, так и вовсе исчезли, и вскоре мне начали попадаться одни лишь валуны, ракитники напополам с вереском, порой сосновые рощицы.

Неподалеку от вершины, в местечке под названием Коль-де-Финиль, я остановилась и присела на капот. Вентилятор в машине автоматически выключился, и наступила сладостная тишина, нарушаемая лишь щебетом немногочисленных птиц и ровным гулом ветра. Если верить карте, к востоку отсюда, по ту сторону горы, за небольшой сосновой рощей должны быть истоки Тарна. Я почувствовала соблазн убедиться в этом, однако же поборола его и тронулась дальше, оставаясь по эту сторону горы. Сделав последний поворот, серпантин дороги привел меня в Ле-Пон-де-Монвер. Мелькнули гостиница, школа, ресторан, несколько магазинов и баров — все по одну сторону дороги. От нее ответвлялись тропинки, теряющиеся среди разбросанных по склону горы домов. За ними виднелась церковь с каменной колокольней.

На противоположной стороне дороги я заметила отблеск воды — там, скрываясь за низкой каменной стеной, пробегал Тарн. Я остановила машину у каменного моста, поднялась на него и заглянула вниз.

Это была совсем другая река, не похожая на ту, что мне знакома. Уже не широкая и неторопливая — от силы двадцать футов в поперечнике, — она шумела и неслась стремительным потоком. На дне хорошо была видна темно-красная и желтая галька. Я едва сдерживала слезы.

Эти самые воды текут в Лиль, подумалось мне. В мою сторону.