Эмма Уайлдс - Влюбленный виконт Страница 28

Майлз поднимался по лестнице, сжимая в руке перчатки; он решил, что, если объявят о помолвке, он уедет в Брюссель, чтобы заключить судоходные контракты, а заодно и сбежать. Он собирался послать туда агента от имени новой компании, но если он уедет из Англии на несколько месяцев, то сможет не присутствовать на приеме в честь бракосочетания, не слышать бесконечных поздравлений…

Да, так он и сделает. В деловом смысле было не саг мое подходящее время покидать Лондон, но это, конечно, лучше, чем ничего…

— Долго же тебя не было.

Он застыл в дверях своей спальни, держась за дверную ручку. Предмет его мыслей стоял у окна, открытого вечернему бризу. На ней было светло-желтое дневное платье, скромная кружевная оборка украшала пышные рукава и ворот, а блестящие волосы были схвачены простой белой лентой.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, и его предательские мысли соединили в одно ее присутствие и самый важный предмет обстановки в комнате.

Элизабет. Кровать.

Эта последняя, в стиле Людовика XIV, с изящными точеными столбиками, на которых висели простые шелковые занавеси из темно-зеленого шелка и лежало покрывало такого же цвета, находилась совсем рядом с тем местом, где стояла девушка. Единственное, что добавил к обстановке комнаты Майлз, была миниатюра, изображающая его отца — она стояла на каминной полке, — всю остальную элегантную мебель: платяной шкаф, письменный стол, два кресла у камина — выбирала его мать. Он на самом деле мог почти не заботиться относительно убранства комнаты, потому что хотя и считал лондонский особняк Доде своим домом, поставил перед собой цель купить когда-нибудь собственный загородный дом.

— Подсматриваю, — Элизабет совершенно не смутило его нелюбезное приветствие. — Твои окна выходят на улицу. — Она снова повернулась и посмотрела на входную дверь. — Кажется, приехал лорд Фосетт.

— Да. — Майлз изо всех сил старался не скрипнуть зубами: — Я наткнулся на него в холле.

— Он хочет поговорить с Люком.

— У меня создаюсь такое же впечатление.

Задним числом Майлз подумал, что ему следовало принять предложение мистера Гоуда выпить с ним, и тогда он не оказался бы в этой мучительной ситуации.

Элизабет вздохнула и сделала нечто немыслимое: пошла и села на краешек кровати — его кровати — с несвойственным ей задумчивым выражением лица.

— Надеюсь, ты не возражаешь, что я буду прятаться здесь, пока он не уедет.

Он возражал, но слово «прятаться» поразило его так сильно, что он молча уставился на Элизабет. Дом огромный. Из всех мест она выбрала…

— Скажи мне, Бога ради, с какой стати тебе понадобилось прятаться? Я думал, что юные леди, которые собираются обручиться с благородным маркизом, только и могут, что хихикать и улыбаться с глупым видом.

— Я никогда в жизни не улыбалась с глупым видом, — сообщила Элизабет, вздернув подбородок. — И ты это знаешь. Не дразни меня, Майлз, я не в настроении.

Вот это была Элизабет, которую он знал.

Наконец он вошел в комнату, почувствовав, что стоять в дверях довольно глупо.

— Хорошо. Думаю, у тебя есть недостатки, но глупости за тобой я не замечал никогда, за что вечно буду благодарен, и ты не хихикала с тех пор, как перестала носить косички. — Он положил пачку бесценных бумаг на стол и повернулся, подняв брови. Его следующий вопрос прозвучал немыслимо небрежно: — Могу я еще раз спросить, почему ты прячешься?

— Ты не будешь смеяться, если я скажу, что делаю это просто из трусости?

— Я не больше склонен смеяться над тобой, чем ты — хихикать. — Майлз прислонился плечом к стене и скрестил руки на груди, изучая ее профиль. — Чего же ты боишься, Эл?

— Боюсь, что, после того как Люк отвергнет предложение маркиза, тот попросит разрешения видеть меня. Зная своего брата, я не сомневаюсь, что он пошлет за мной, если его светлость попросит об этом. Если меня не смогут найти… — Она замолчала с грустной улыбкой и развела гибкими руками. — Так что, как видишь, это просто-напросто трусость.

«Отвергнет предложение лорда Фосетта».

Эти слова прозвучали очень приятно. Внезапно Брюссель показался не таким уж привлекательным.

— Я сильно сомневаюсь, что кто-нибудь станет искать тебя в моей комнате, это верно, — сухо сказал Майлз, надеясь, что ему удастся скрыть охватившую его радость. — И ты вполне можешь оставаться здесь, поскольку Фосетт считает, что тебя нет дома. Могу я спросить, почему ты так уверена, что Люк отвергнет предложение его светлости?

— Потому что я не хочу выходить за него замуж, разумеется. — Она потерла висок. — Не будь болваном, Майлз. Люк спросил меня, что ему ответить маркизу, и я сказала, что он меня не интересует.

Предостережение было напрасным. Он был именно болваном, пришедшим в восторг оттого, что она не собирается выходить за красивого богатого лорда Фосетта. Это, конечно, всего лишь отсрочка — она в конце концов выберет себе кого-нибудь, — но он все равно был необъяснимо рад.

— Я искренне интересуюсь, почему Фосетт тебя не устраивает. У него есть титул, он обладает приличным состоянием, я не заметил, чтобы уши у него были зеленые или что у него на кончике носа противная бородавка. Короче говоря, это вполне приличный улов. Разве нет?

— Так говорят только о рыбе, — твердо сказала Элизабет. — А если ты этим хочешь сказать, что его светлость недурен собой, — это так, я согласна, но оставим его зеленые уши.

— Вряд ли меня можно считать хорошим судьей в том, привлекателен или нет мужчина.

— Это очень смешно. Женщины знают, красивы или нет другие женщины.

Она была права, но он не собирался спорить с ней на эту тему. Он сказал напряженным голосом:

— Я только хотел сказать, что меня бы он не привлек.

Ну вот, это уже совсем никуда не годится. Ад и преисподняя.

Элизабет громко рассмеялась.

— Надеюсь, что это так.

Он покраснел. Она часто таким образом действовала на него. Он добавил для ясности:

— Если бы я был женщиной.

«Если бы я был женщиной»? Господи, еще хуже. Зачем он это-то сказал? Он быстро поправился:

— И хотел бы найти богатого титулованного мужа.

Этот образ явно показался ей еще более забавным.

Ему действительно следовало бы закрыть рот и, наверное, больше никогда не открывать его.

К его облегчению, она в конце концов перестала смеяться и посмотрела на свои руки.

— Ты говоришь так, будто такая серьезная вещь, как брак, не должна основываться на чем-то большем, чем родословная и богатство. Это неправильно. Вы, мужчины, можете тянуть время, решая, кого взять в жёны. Мне такая роскошь недоступна.