Патриция Кэбот - Пьянящий аромат Страница 28

Нежданно-негаданно перед мысленным взором Эдварда возник образ Пегги Макдугал: миниатюрная фигурка на массивной кровати его матери, необычайно большие изумрудные глаза на бледном лице, обрамленном мягкими темными волосами. Ворот платья открыт настолько, что видна нежная круглая грудь, утопающая в кружевах… Эдвард опустил руки и вновь подался вперед, громко откашлявшись.

— Ведь Кэтрин была очень молода, когда Джон женился на ней, разве нет? Именно поэтому им пришлось венчаться в Шотландии. Думаю, невесте было лет пятнадцать. Может быть, шестнадцать. Значит, сегодня ей могло бы быть всего двадцать пять или двадцать шесть лет? — Эдвард попытался представить сестру Пегги в этом возрасте. — Как может выглядеть женщина в двадцать пять или двадцать шесть лет? Мисс Макдугал утверждает, что ей двадцать лет, но, по-моему, она выглядит скорее на пятнадцать.

Сэр Артур добродушно рассмеялся и хлопнул себя по толстому колену.

— Эх, лорд Эдвард! Мне думается, вы не смогли бы даже сказать, сколько лет моей старшей дочери Энн. Ну, попробуйте. В прошлом месяце вы танцевали с ней в Эшбери-Хаусе.

Эдвард попытался скрыть охватившее его раздражение. Ему порядком надоело, что постоянно приходилось развлекать друга покойного отца, управляющего его поместьем, да еще и танцевать с полудюжиной его дочерей. Он попытался припомнить, какая из них Энн. Девица с лошадиными зубами или та, что усыпана веснушками? Потом он вспомнил. Это та, которая выглядела вполне мило.

— Семнадцать, — пожал плечами Эдвард.

Сэр Артур опять радостно шлепнул себя по колену.

— Двадцать один, — закричал он. — Двадцать один! Вы просчитались на четыре года, сэр. Вирджиния удивится, услышав это.

Эдвард не отводил взгляда от сапог, которые изрядно испачкались и потерлись за целый день езды верхом. Он думал о невыносимо прекрасном лице, об изумрудных глазах, которые с таким презрением смотрели на него всего несколько мгновений назад. Он не мог представить себе лицо, подобное этому, в руках брата, руках, которые — Эдвард это видел, — творили такие жестокости, что, вспомнив о них, он даже сейчас вздрагивал.

Эдвард собрался было вновь начать мерить комнату шагами, как в дверь тихо постучались.

— Войдите, — рявкнул он, и его лакей бесшумно вошел в библиотеку.

— Милорд, Эверс сообщил мне, что скоро накроют к обеду. Я взял на себя смелость приготовить вам ванну и выложил вашу вечернюю одежду, — сообщил он, искоса взглянув на потертые сапоги хозяина.

— Да, да. — Эдвард нетерпеливо отмахнулся. — Я сейчас переоденусь.

Слугу, похоже, не смутила подобная бесцеремонность. Он поклонился и вышел. Алистер, протяжно вздохнув, нехотя поднялся из кресла.

— Если уж Дэниелз так волнуется по поводу твоего переодевания, то мой Нолтон просто сходит с ума. Джентльмены, увидимся внизу за обедом. — Он помедлил на пороге, оглянувшись на Эдварда. — Как я понимаю, прелестная мисс Макдугал не присоединится к нам?

— Думаю, это вряд ли возможно, — ответил Эдвард со спокойствием, которое удивило даже его самого. — Посмотрим, что нам скажет Паркс. Он сейчас осматривает ее.

— Жаль, — вздохнул Алистер. — С либеральными идеями или без них, она прехорошенькая. — И вышел, не позаботившись о том, чтобы закрыть за собой дверь.

— Прехорошенькая, — повторил Эдвард, будто не в полной мере осознал то, что услышал. Он подошел к бару и налил себе солидную порцию спиртного. У него было чувство, что в ближайшие дни ему потребуется немало выпивки.

Глава 7

На следующее утро Пегги обнаружила, что мистер Паркс был прав, предупредив, что какое-то время может поболеть голова. Эта боль вкупе с тем, что встревоженная Люси будила ее каждые два часа, заставила девушку чувствовать себя так, будто она в самом деле упала с лошади лорда Эдварда и это чертово животное еще пробежало по ней пару раз для полноты ощущения.

Чего не сумел предсказать доктор, так это жестокую простуду. Когда Люси разбудила хозяйку, приготовив ей утреннюю ванну, Пегги не только не могла подняться с кровати, но даже была не в состоянии выдавить слово через саднящее, распухшее горло.

Один лишь взгляд на бледное лицо Пегги, и рыжеволосая камеристка побежала искать миссис Прейхерст. Экономка появилась тотчас же и засуетилась при виде Пегги, сидевшей в кровати с лихорадочно блестевшими глазами и волосами, в беспорядке рассыпавшимися по подушке. Она едва слышным голосом попыталась объяснить, что с ней все в порядке. Это всего лишь небольшая простуда. Чего это все так носятся? Неужели никто раньше не видел простуженной женщины?

Как ни пыталась, Пегги не смогла убедить миссис Прейхерст, что у нее нет ничего серьезного. Экономка потрогала лоб Пегги, почувствовала жар и тут же отправила одного из лакеев за мистером Парксом. Пегги яростно пыталась доказать, что смешно посылать за врачом, когда у нее всего-навсего обычная простуда, но, поскольку она совершенно потеряла голос, на нее не обращали внимания. Все пожелания Пегги игнорировались, и вся прислуга поместья Роулингзов — во всяком случае, казалось, что это так — сбежалась в ее комнату с грелками, чесночными припарками и другими еще более пахучими домашними снадобьями.

К тому времени, когда прибыл мистер Паркс, Пегги почти перестала надеяться, что ей вообще когда-нибудь разрешат встать с постели. Лекарь был столь же деловит, как и накануне вечером. Прежде чем заглянуть пациентке в горло, он внимательно обследовал рану на голове. Диагноз был быстрым и конкретным: серьезное воспаление горла, особенно миндалевидных желез, вследствие, в этом нет никакого сомнения, слишком длительного пребывания на воздухе в непривычных климатических условиях Йоркшира.

— Гнойный тонзиллит, — тоном судьи, выносящего вердикт, объявила миссис Прейхерст. — Этого следовало ожидать.

Хлопнув в ладоши, она вызвала служанку и отправила ее на кухню за горячим чаем с медом.

— Вы скоро поправитесь, — сообщил мистер Паркс Пегги, которая, услышав эту новость, сделала кислое лицо.

Доктор обратился к экономке:

— Постельный режим и столько чаю, сколько в нее влезет в течение недели. Держите ее в тепле, миссис Прейхерст, и проследите за тем, чтобы она больше спала. В этом поможет настойка опия. Я приеду через несколько дней, чтобы посмотреть, как идут дела.

Пегги хотела было спросить, скоро ли вернется голос, но оказалось, что прохрипеть такое количество слов выше ее сил. Расстроенная, девушка поудобнее угнездилась среди пуховых подушек и постаралась думать о хорошем, хотя в тот момент казалось, что хорошего в ее положении мало. Для Пегги, которая почти все свои девятнадцать лет вставала вместе с солнцем и была занята делом до самого заката, принудительный постельный режим был совершенно непривычен. Она, наконец, была свободна от домашних обязанностей и забот об отцовских прихожанах. Теперь у нее было полно времени для чтения и написания писем, для работы во имя блага множества бедняков…