Лидия Джойс - Искушение ночи Страница 28

Когда он добрался до последнего кусочка, она выгнулась навстречу ему.– Пора, – сказала она. – Я готова.

– Еще секунду. Всего секунду.

Он наклонился и слизал остатки сиропа.

Виктория неожиданно поднялась, толкнула Рейберна, он опрокинулся навзничь, а она села верхом на его мужское достоинство.

И начала двигаться вверх-вниз. На лице ее было написано наслаждение. Ее руки двигались по его груди, возбуждая его и утоляя свою похоть. Она была великолепна, приближаясь к экстазу. Он стиснул зубы, стараясь не прийти к финишу первым.

Господи, она была великолепна – если не считать ее взгляда, который становился все более отдаленным, и ее рук, чьи поглаживания становились машинальными, в то время как она отдалялась от него.

– Вы не посмеете не впустить меня теперь, Виктория Уэйкфилд, – с трудом проговорил он.

– Избави меня Боже... – Она задохнулась, ее глаза впились в его лицо. – Я не могу!

Наконец они достигли вершины блаженства, глядя друг другу в глаза, затуманенные страстью. Еще мгновение, и они вернулись на землю.

Виктория лежала, обмякнув и задыхаясь у него на груди, все еще соединенная с ним, и он услышал ее жалобный голос:

– Не оставляйте меня одну.

– Не оставлю. – Он зарылся лицом в ее волосы, пахнувшие лавандой и циннамоном. – Не сейчас. Не этой ночью.

«И никогда», – мелькнуло у него в голове, но он отбросил эту мысль. Она, должно быть, принадлежит какому-то мальчишескому уголку его души, все еще полной романтизма, смешанного со страстным желанием, которое, как ему казалось, он давно изгнал. Еще одна неудача, напомнил он себе: невозможность избавиться от мечты молодости. Но он уже не мальчик, а Виктория – не вторая Шарлотта.

Виктория проснулась оттого, что рядом кто-то шевелился. Ей показалось, будто она слышит некий голос – слово или короткую фразу, но смысла их ее отуманенный сном разум не смог уловить.

– Рейберн? – спросила она.

– Кто же еще? – отозвался он, и голос его прозвучал, как всегда, насмешливо.

Она чувствовала его дыхание, теплое и легкое, у себя на щеке, он провел рукой по ее лицу, отводя прядь волос.

– Никто. Я не знала, проснулись ли вы или вернулись к себе.

– Пока нет. Ночь еще не кончилась.

Конечно, подумала Виктория. Утром башенная комната будет наполнена светом, и Рейберн улизнет в глубину дома. Но почему? Что с ним происходит?

Он будто угадал ее мысли, потому что лег на нее, словно желая отвлечь.

– До рассвета вы моя.

Она хотела было ответить, но он остановил ее поцелуем, и она поняла, что спрашивать бесполезно. Однако наслаждение остается, сказала она себе. Это принадлежит ей, равно как и ему.

Комната была залита сероватым светом, когда Байрон открыл глаза. Во сне Виктория откатилась от него, укрывшись одеялом так, что сам он наполовину оказался открыт прохладному воздуху. Он никогда не боялся проспать с тех пор, как был еще мальчишкой и просыпался при первом проблеске света, убегая задолго до того, как свет мог причинить ему зло.

Байрон встал, стараясь не потревожить Викторию, и тихонько оделся. Он сказал себе, что нет причин осторожничать. В конце концов это его дом и его неделя, и он волен приходить и уходить, когда заблагорассудится. И все же чувствовал себя виноватым, когда поставил на поднос грязные тарелки, а потом задержался в дверях, оглянувшись на раскинувшуюся на груде подушек Викторию. Ее волосы цвета белого золота образовали вокруг головы ореол солнечного света, раскинутые руки были протянуты к нему почти что умоляюще. В безвкусном экзотическом будуаре его деда Виктория не могла выглядеть более неуместной, с ее бледным английским лицом и милым обыкновенным следом на щеке – Байрон невольно улыбнулся при мысли о том, что она может даже во сне пускать слюнку. Ему хотелось увидеть, как она просыпается, какое будет у нее лицо, когда она откроет глаза и обнаружит, что он здесь, ждет ее.

Но он знал, что это невозможно. Он может разбудить ее, чтобы проститься, но такой поступок будет встречен только со смущением и неизбежными расспросами, на которые он поклялся никогда больше не отвечать. Между тем пора начать день, первый час – в гимнастическом зале с гирями и спортивными снарядами, а потом счета и дела, которым, кажется, нет конца.

Байрон покачал головой и скользнул в дверь, но чувство вины следовало за ним по пятам, пока он спускался вниз.

Глава 10

Виктория проснулась, омытая солнечным светом, который лился через восточное окно башенной комнаты. Она была одна, и ей пришлось подавить укол разочарования, несмотря на то, что ничего другого она не ожидала.

Виктория вздрогнула, не в состоянии стряхнуть с себя чувство неловкости, не покидавшее ее с прошлой ночи. Не следует ей так волноваться из-за этой ситуации. В конце концов, сказала она себе, нет ничего менее сложного, чем отношения между ней и Рейберном. Они записаны черным по белому и хранятся в ночном столике в «комнате единорога». Услуга за плату, ни больше ни меньше. И Виктория решила выбросить его из головы.

Она медленно потянулась – ноги и руки затекли и ныли, – потом села и поискала свою одежду среди разбросанных подушек и ковров. Одежды Рейберна не было, и Виктория этому не удивилась. Надела чулки, сорочку и чудовищный корсет – застегнуть крючок без посторонней помощи она могла, а вот зашнуровать корсет было делом устрашающим, и она беспомощно посмотрела на диван, где лежало смятое утреннее платье цвета лаванды. Не зашнуровав корсет, она никак не сможет натянуть его, так же как и застегнуть пуговицы. Не проскользнуть ли ей в «комнату единорога» в исподнем – слуг в доме немного, так что вряд ли кто-нибудь ее заметит. Но найдет ли она туда дорогу?

Ее сомнения разрешились, когда отворилась дверь.

– Ах, – сказала Энни, щурясь от солнца, – я не знала, что вы уже проснулись. Надо было мне прийти пораньше. Простите меня.

– Вы принесли завтрак, а это самое главное, – успокоила ее Виктория, кивнув на поднос в руках девушки.

Всякие доказательства вчерашней трапезы исчезли, даже блюдо с крамблем. Виктория вздрогнула при этом воспоминании, однако, взяв себя в руки, сказала как ни в чем не бывало:

– Поставьте его, пожалуйста, сюда, Энни.

Энни поставила поднос и снова стала у двери. Виктория сняла крышки с блюд – как и обычно, тосты, яйца, колбаса – и приступила к завтраку. Глотнув почти остывший чай, она взглянула на горничную. Казалось странным, что столь юное создание нисколько не смущает то явное, но недозволенное, чем занимаются Виктория и герцог. Она вспомнила намеки на истории о его дяде-дебошире и пришла к выводу, что Энни ничем не удивишь.