Мария Лоди - Мечта Страница 29

Тома сказал, что Марийер серьезно заболел месяц тому назад и был переведен в тюремную больницу. Он вернулся обратно, чувствуя себя немного лучше, и даже несколько прибавил в весе. Затем, несколько дней назад, у него началось кровохаркание, а чуть позднее он умер. С ним был только надзиратель, у которого не было времени хоть как-нибудь помочь.

Наступило мрачное молчание. Они никогда больше не увидят Марийера. Но они быстро смирились с этим, словно Марийер был несколько отдален от них и жил в другом мире, мире своих собственных мечтаний.

Для Тома же все было иначе. Он находился с Марийером до конца. Он имел возможность наблюдать течение его болезни и знал, что тот обречен. Он чувствовал свою ответственность перед другом и считал, что Марийер из-за него попал в тюрьму, где и погиб. Наверное, его можно было спасти. После перевода в Сент-Пелажи Тома сделал все, чтобы добиться освобождения Марийера или перевода его в больницу, но ему пришлось иметь дело с твердолобыми чиновниками.

Все это Тома вкратце рассказал остальным. Он сообщил, что похорон не будет, тело отправлено в Турень по требованию семьи Марийера.

Они неловко стояли на мостовой, пока Шапталь не сделал движение, чтобы уйти.

Из-за дорожных работ уличное движение было перекрыто, и найти кабриолет не представлялось никакой возможности, поэтому они пошли пешком.

Тома неотрывно смотрел на город. Он так мечтал о той минуте, когда снова окажется на его улицах. Ноги у него дрожали, как после болезни, но постепенно он ускорял шаг и затем пошел так быстро, что опиравшаяся на его руку Мари с трудом поспевала за ним.

Остальные трое шли сзади. Мари не осмеливалась болтать и задавать Тома вопросы о том, что ее интересовало. Ей хотелось побыть с ним наедине. Она взглянула на Тома: он изменился. Даже казался более крепким, чем раньше, и она сказала очень мягко, почти шепотом:

— Но вы не слишком сильно пострадали…

На самом деле Мари виделась с ним каждый раз, когда хозяин отпускал ее, чтобы она могла посетить тюрьму. Но свидания всегда происходили в помещении, где их разделяли прутья решетки, и тогда на Тома лежал таинственный отпечаток заключения. А теперь, когда он снова на свободе, ей казалось, что они не виделись несколько месяцев.

Она снова сказала:

— Вы не слишком сильно пострадали…

Возможно, он чуть похудел — об этом говорили его впалые щеки и тени вокруг глаз, но вся фигура, даже рука, к которой она прильнула, производила впечатление огромной силы, будто он был выкован из металла. Она не находила следов нежности, когда-то смягчавшей эту силу и делавшей его мягким и доступным для нее. Мари обиженно надула губы.

— Вы стали каким-то суровым, — прошептала она тихо, так, чтобы не слышали остальные.

Тома взял маленькую руку Мари в свою, не желая ее обижать. Она проявила такую доброту за долгие месяцы его заключения, что он чувствовал себя обязанным ей, но поделиться пережитым, описать ей эти месяцы бессильной злости, горечи и отчаяния ему все же казалось бессмысленным. Даже в обществе троих друзей Тома чувствовал себя потерянным и одиноким — ведь Марийер был мертв. Теперь он знал, что ему всегда будет не хватать Марийера, его тонкого ума, его доброты и величия духа.

Однако он не мог даже попытаться объяснить это Мари, поэтому сделал над собой усилие, чтобы быть с ней нежным и сдержать данные ей обещания, хотя в душе он признавался себе, что был обескуражен, когда при выходе из тюрьмы первое, что он увидел, было ее такое знакомое лицо.

На что же ему было надеяться? Какое чудо может ожидать его по другую сторону решетки? Он видел пьянящие сны… он мечтал о другой свободе. Но это была только Мари. Мари, с ее несколько неуклюжей фигурой и круглым лицом, усыпанным веснушками. Теперь она рядом и опирается на его руку.

Чтобы успокоить ее, он сказал:

— Нет, я не страдал в тюрьме, но вы знаете, что я подцепил? Угадайте. Вшей!

Мари отпрянула в ужасе:

— Этого не может быть!

Тома поклялся, что он в самом деле подцепил вшей, хотя облупленное старое здание Сент-Пелажи было чистым, его постоянно скоблили и красили. Тома был единственным заключенным, жаловавшимся на паразитов, но факт остается фактом.

Это признание разрядило атмосферу. У каждого был собственный рецепт, как следует избавляться от вшей, и весь обратный путь до бульвара разговор вертелся вокруг этого предмета. Тома, мечтавший о горячей ванне, хотел сразу направиться домой, но Шапталь был голоден и хотел перекусить в каком-нибудь кафе.

Они направились в кафе «Андлер» на улице Отфей. Вечером в нем всегда можно было встретить блистательных писателей и артистов, но в тот ранний утренний час там было малолюдно и тихо. Они выбрали столик, а Мари, смущенная тем, что была одна среди мужчин, уселась на скамье у стены. Шапталь заказал кислую капусту, остальные попросили принести кофе — еще не было девяти утра.

Шапталь со страхом ждал момента, когда Тома заговорит о своих журналистских планах, но тот явно думал о чем-то своем, глядя в окно на солнечную улицу. В кафе вошла женщина в сопровождении студента. Она была невысокого роста, изящно одета, и Тома проводил их взглядом, а потом уронил голову на грудь.

— Я чувствую себя как выздоравливающий, — сказал он. — Жизнь завораживает меня. О, вы не можете себе представить, что это такое быть отгороженным от мира в течение восьми месяцев. Когда вы выходите на волю, вы пьянеете.

Возвращение к жизни вместе с весной и солнечным светом ударило ему в голову как вино.

— У меня есть идея, — сказал Шапталь. — Вы знаете, что моя жена живет в нашем доме в Ансьере с марта. Давайте поедем туда на весь день. Глоток деревенского воздуха для вас сейчас полезнее всего на свете.

— Ну что же… — Тома смотрел на Мари, думая, что она может быть недовольна тем, что придется делить с кем-то этот первый день, но искушение было слишком велико.

— Вам хочется, Мари? Небольшая прогулка в Ансьер? — он нежно погладил ее шею. — Немного времени на природе не повредит вашим щечкам.

— Я согласна на все, чего хотите вы, — сказала она, не в состоянии скрыть разочарования в голосе.

— Что вы сказали хозяину?

Мари теперь работала в пошивочной мастерской.

— Что я должна идти на похороны. Я отпросилась на весь день.

— Ну что ж, тогда решено. Дайте мне время, чтобы заехать домой, увидеть мою добрую Леону и переодеться.

Они договорились встретиться в одиннадцать. Тома снова отвез Мари на площадь Фюрстенберг. Леона расплакалась при виде Тома и казалась такой расстроенной, что он решил пока не говорить ей о смерти Марийера.