Лариса Черногорец - Крепостной княжич Страница 29

— Не плачь, моя хорошая, он тебе больше не причинит зла.

Он взял Дашу на руки и понес через лес. Проходя по поляне, где Седой привязал её к соснам он подошел к лежащему на земле телу и ногой перевернул его. Глаза Седого были закрыты. Он не дышал, в углу рта виднелась струйка крови.

— Я таким ударом бешеных быков успокаивал, не то, что человека.

— Ты его убил?!

— За тебя я убил бы кого угодно… да я и сам бы за тебя умер.

— Это он тебя в детстве украл! Он обещал мне сказать откуда! Он почти сказал!

— Теперь он уже ничего не скажет. — Никита прижал её к себе.

— Я все равно узнаю откуда, слышишь, Никита, я узнаю…

Даша прижалась головой к его груди. Он нес её как пушинку. К сумеркам они вышли на опушку перед Зеленым хутором.

Неделя после событий в лесу прошла спокойно. Полиция так и не смогла найти ни Федора, ни избу Седого, ни его тело. За Федором объявили охоту по дорогам губернии. Первые дни Даша, после всего пережитого отлеживалась в своей мягкой, теплой постели, Марфа отпаивала её Калинихиными отварами, которые та готовила специально для барышни, и старалась во всем угодить и побаловать свою любимицу. Никита неотлучно был при Даше днем, а ночью она по прежнему спала на его плече, и уже трудно представляла себе, как это — быть без него. Сердце её по началу падало от страха, при мысли, что снова может что-то случиться, но дни проходили, а в поместье новых неприятностей не было. Все начали потихоньку успокаиваться, и Марфа с Порфирием даже стали намекать, что, дескать, пора бы и снять часового в лице Никиты, а то не ровен час, приедет хозяин и неприятностей не оберешься. Даша послушалась и Никита вернулся к себе. Теперь она просто не представляла себя отдельно от Никиты. Уже открыто она любовалась его по настоящему мужской красотой. Такой сильный, статный, широкоплечий! Она считала дни до своего совершеннолетия, когда, вступив в права наследования, она, наконец, подарит ему свободу, и, возможно не здесь, а где-то еще они смогут быть вместе и быть счастливы.

История о нападении на дочь князя Домбровского так потрясла всю округу, что ежедневные визиты то одних соседей, то других, приезжавших справиться о здоровье хозяйки и поглазеть на её спасителя совсем замучили Дарью. Ежедневные приемы гостей с обильными обедами и ужинами задавали работы Марфе и всем в доме. Марфа не раз благодарила Дашу от всего сердца, что та догадалась набрать помощников, иначе ей бы ни за что не справиться. Даша устала придумывать различные причины случившегося, чтобы не выдавать истинных. К тому же все эти приемы отнимали у неё возможность быть с её Никитой, любимым и желанным еще больше чем прежде, который тоже с тоской глядел на окна усадьбы и как никогда понимал, что рано или поздно эта сказка закончится, особенно с приездом князя. Даша больше не выходила к ужину на кухню, положение обязывало радушной хозяйке развлекать гостей. Душа его рвалась к ней. Он ждал, что она выглянет в окно, подаст ему знак. Сердце просто сгорало от любви, от страсти, от невозможности видеть её, прикоснуться к ней прямо сейчас. Только после отъезда гостей, с наступлением ночи он тихонько через открытое окно пробирался к Даше и, словно умиравший от жажды, утолял её в объятиях любимой.

Эта ночь не была исключением. Экипаж Федяевых выехал со двора усадьбы и скрылся в темноте, увозя Петрушу и его родителей, которые вовсю уже, не стесняясь, вели разговоры о том, что надо бы поженить детей. На протесты Даши никто не обращал внимания, и даже Петр уже не возражал, мотивируя это тем, что лучше друга, чем Даша у него нет, а так у него будет самая понимающая в мире жена. Жена — лучший друг. И вообще, если выбирать между Дашенькой и дочками Смоляковских — этими напыщенными гусынями, то все очевидно и без слов!

Николай Григорьевич, весь вечер, бесцеремонно подмигивая Даше, намекал на то, что вдову-то в возрасте не каждый замуж возьмет, мол, и молодежи состоятельной сейчас хоть отбавляй, вот хоть у Смоляковских дочери на выданье, любая готова хоть сейчас с Петрушей под венец. Да только Петруше они совершенно не глянутся.

Ирина Львовна уже прикидывала, сколько белого шелка, кружева и жемчуга нужно будет на самое лучшее свадебное платье, и даже предлагала фасоны из предусмотрительно захваченных с собой модных журналов.

Даша терпеливо отнекивалась, мотивируя отказ тем, что она не представляет Петечку в роли супруга своего, и вообще, как можно обсуждать такое без батюшки! На что Ирина Львовна отвечала, что муж из Петечки будет великолепный, а согласие папеньки лишь дело времени, и что они уже отписали ему в Любляну, чтобы с приездом он был готов дать им ответ.

Никита проник в спальню к Даше, когда та сидела на кровати, свернувшись клубочком и поджав ноги под себя.

— Я ждала тебя!

— Я здесь, здесь, Дашенька!

Он присел рядом с ней и обнял её, прижав к своей груди.

— Тяжелый день?

— Никита, у меня ощущение, что веревка вокруг горла затягивается. Федяевы тешатся мыслью поженить нас с Петром. Даже тот уже смирился. Ему, похоже, даже нравится эта мысль. Они уже и отцу отписали. Я даже знаю, каков будет его ответ! Я в ужасе, Никита, скорей бы именины. Я смогу тогда сама своей судьбою распоряжаться.

— Я не могу даже слышать о том, что тебя отдадут замуж. Знаешь! Я начинаю понимать Седого! Да и вряд ли ты сможешь противостоять натиску отца. Он тебя и после вступления в наследство принудит пойти за Федяева. Проклятьем пригрозит, или еще чем.

— Зато тогда я смогу сбежать, и самое главное, смогу освободить тебя! Мы сможем тайком пожениться, а потом он уже ничего не изменит. Пусть проклинает, пусть меня не примут в приличное общество! Пусть откажутся от меня и родные и знакомые. Только бы быть с тобой!

— Дашенька! Родная моя! — Никита обнял её, целуя, шептал ей на ухо, — Никому тебя не отдам, выкраду сам, слышишь, выкраду, убью любого, кто тебя у меня отнять захочет, только ты люби меня, только будь со мной.

Слезы текли по её лицу, каждый поцелуй Никиты огнем обжигал кожу, она хотела только одного, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась. Тревожное предчувствие смешивалось в душе со сладкой болью запретной любви. Словно в последний раз, она старалась запомнить каждое прикосновение каждое слово, каждый поцелуй. Она заснула, утомленная, счастливая и несчастная одновременно на его плече. Словно провалившись в тревожный сон. Во сне ей виделся Ли, укоризненно качающая головой Марфа, Ирина Львовна, со свадебным платьем в руках…

Не то вскрик, не то хрип заставил её открыть глаза. В лучах рассветного солнца на пороге стоял Дмитрий Алексеевич с выпученными глазами и хрипел: