Жюльетта Бенцони - Сын Авроры Страница 29

— Довольно! Вы опять за свое? Хотите, чтобы я его признал?

— Да, потому что вы мне обязаны! Или память Вашего Величества оставляет желать лучшего?

Это был намек на многочисленные тайные «услуги», которые она оказывала различным иноземным князьям. Нельзя было с уверенностью сказать, была ли это заслуга Авроры (молодая дама старалась не афишировать свои успехи), однако всегда в таких случаях политическая ситуация выправлялась в пользу Фридриха Августа. Теперь она неотрывно следила за реакцией короля.

— И еще хочу добавить, — продолжила она, — что под Бетюном мой сын продемонстрировал такую храбрость и выдержку, что сам принц Евгений поцеловал его и сказал, что был бы счастлив иметь такого отпрыска, как Мориц! Но вы, похоже, совсем иного мнения. Что ж, я ничуть не удивлена!

Она резко встала и, не попрощавшись, быстро направилась к выходу. Король бросился за ней, нелепо перетаптываясь с ноги на ногу, чтобы ненароком не наступить на роскошный синий шлейф ее платья:

— Постой, не уходи! — взмолился он с тем особым придыханием, в котором Аврора услышала легкий намек на былую страсть. — Ты же знаешь, что даже если наши отношения уже не те, что были раньше, ты всегда будешь занимать особое место в моем сердце, и я не переживу нашего расставания... даже несмотря на твой ужасный характер! Что касается нашего сына, я прикажу ему приехать сюда и поговорю с ним. Ты будешь мною довольна!

Слезы ярости, до той поры стоявшие в глазах Авроры, мигом куда-то исчезли, оставив в глубоком светлом взгляде посверкивающие веселые искорки. Она даже позволила королю поцеловать ей руку.

— Спасибо! — это было все, что она сказала.

В мае 1711 года все разрешилось, и Аврора в конце концов смогла написать фон Шуленбургу:

«Король наконец-то признал графа Саксонского с письменным заверением со своей стороны и со стороны высокопоставленных представителей Дрездена. Регентство и Тайный совет также подписали нужный документ и вручили его вместе с земельной бумагой на графство, доход с которого составляет ежегодно около десяти тысяч экю. Судите сами, насколько удачной была моя поездка в Дрезден!..»

Сам же молодой человек, снедаемый противоречивыми чувствами (радостью, что стал, наконец, именоваться Морицем Саксонским, и горем от того, что не сможет жениться на Розетте), сел на коня и помчался во весь опор к своей любимой. Время поджимало, поэтому он только и успел, что обнять девушку, поцеловать ее уже огромный, круглый живот и почти сразу же вернуться к господину фон Шуленбургу, чьи войска как раз осаждали Турне, где засел герцог Мальборо. В этом городе родилась и выросла Розетта, в нем жили родные его возлюбленной — право же, юноша готов был отдать все на свете, лишь бы война разгорелась где-нибудь в другом месте. Саксонцы взяли Турне спустя три недели. Город опустел, его жители спасались бегством. Мориц подумал о господине Дюбозане, но разыскать отца Розетты ему так и не довелось: гонец из Брюсселя доложил молодому человеку, что у того родилась дочь.

За победой под Турне последовала небольшая передышка, и фон Шуленбург разрешил Морицу наведаться в Брюссель. Малышку, которую юный граф признал, не задумываясь, назвали Жюли. Отдав необходимые распоряжения, касающиеся дальнейшего финансового обеспечения новорожденной и ее матери, Мориц вернулся в Турне, клятвенно пообещав Розетте встретиться с ней, как только сможет:

— Может, меня и лишили права жениться на вас, однако никто не запретит мне любить вас, любить до конца моих дней!

Он говорил искренне, с присущей молодости горячностью, но в следующий раз, когда он приехал в Брюссель, ни Розетты, ни дочери там он не нашел. Они исчезли. Мориц и господин Дюбозан начали поиски, но узнали лишь, что их перевезли в какой-то монастырь. Но в какой? В одной только Фландрии их было великое множество. Напрасно несчастный влюбленный наводил справки, расспрашивал знакомых и ездил по стране — все безрезультатно! Вскоре исчез и господин Дюбозан. Ну, а потом... Потом война снова обрушилась на молодого человека, и он ринулся в ее объятия, как мужчина бросается в постель к любовнице... Только она одна могла облегчить его страдания!

* * *

Когда же война во Фландрии несколько утихла, юный граф Саксонский заехал на несколько дней к своей матери в Кведлинбург. Ему было невдомек, какую роль сыграла она в таинственном исчезновении Розетты. Кроме того, Аврора обладала исключительным умением манипулировать сыном, преклонявшимся перед ее красотой и изяществом. Возможно, поглощенная церковными обязанностями, с одной стороны, и «деловыми отношениями» с Августом Сильным — с другой, она была не слишком хорошей матерью в традиционном смысле этого слова. Но в те редкие моменты, когда они с Морицем оказывались наедине друг с другом, молодой бастард чувствовал себя просто превосходно, и мучительные годы одиночества, скрашиваемые время от времени присутствием тетушки Амалии, стирались из его памяти, пусть и ненадолго...

Со своей стороны, Аврора тоже упивалась этим ощущением безграничного счастья, которое давало ей общение с сыном. К счастью этому, однако, примешивалось и другое чувство — легкая, едва уловимая грусть, поскольку графиня знала, что долго это не продлится. Она с удивлением отмечала, как быстро дни бегут за днями и как быстро скоротечное время вступает в свои права, дабы отобрать у нее самое дорогое. Ее переписка с Шарлоттой Беркхоф, с которой она встречалась пару раз, служила своего рода календарем, в котором отмеченных дней становилось все больше и больше. Последний раз она ездила в Целле в 1705 году, сразу же после смерти Георга-Вильгельма[36], когда его супруга, герцогиня Элеонора, оказалась в весьма затруднительном положении. Ее отвратительный зять поспешил наложить руку на герцогство, которое должно было перейти к Георгу-Августу[37], сыну Софии Доротеи, несмотря на то, что сам герцог сделал единственной наследницей свою дочь. Более того, мать выгнали из ее же дворца! Впрочем, та покинула его с исключительным достоинством, спокойно и без эмоций. Оттуда она переехала в свой родной особняк в Винхаузене, куда она заранее перевезла мебель и ценные вещи, принадлежавшие ее покойному мужу. Дорогие украшения она предусмотрительно отправила дочери, так что все было более или менее в порядке. А спустя некоторое время она узнала радостную новость: Людовик XIV неожиданно решил подарить ей поместье в Ольбрезе, доселе пустовавшее и не имевшее законного владельца. Также Элеонора приняла необходимые меры предосторожности и отправила в Голландию крупную сумму в сто тысяч талеров, сделав своим поручителем Аврору фон Кенигсмарк, когда они вместе с Шарлоттой навещали несчастную женщину.