Мэгги Дэвис - Прелестная сумасбродка Страница 29

«А, черт побери все!» — мысленно воскликнул он и заговорил:

— Видите ли, Мэри, прежде чем приступить к делу, я намеревался… э-э… просветить вашу неопытность в вопросах интимной жизни. Мне подумалось, что, прежде чем увидеть мужчину… гм… в натуре, вам стоит ознакомиться с этим предметом по рисункам.

Синие глаза Мэри смотрели ему прямо в душу.

— О, Уэстермир, — воскликнула она, порывисто схватив его за руку, — как это благородно и деликатно с вашей стороны! Но я не боюсь. Как говорит Мэри Уоллстонкрафт: «У женщин и у мужчин одни и те же влечения, страсти и желания, и женщины, как и мужчины, не должны скрывать и подавлять в себе голос природы».

«Интересно, — подумал герцог, — что ты скажешь, если я перестану „подавлять в себе голос природы“, опрокину тебя на постель и как следует расцелую?»

— Так что же это за книга? — напомнила ему Мэри.

Ник обреченно протянул ей «Радости любви». Девушка придвинулась к нему и положила книгу себе на колени, Доминик ощущал нежное тепло ее тела, и в душе его поднималось смятение.

«Наверно, надо было начать с руководства по анатомии, — думал он. — Или… может быть, лучше всего обойтись вовсе без книг?»

Мэри удивленно ахнула и повернулась к нему.

— Уэстермир, неужели это возможно? Посмотрите: они… гм… занимаются этим, стоя на качелях, причем мужчина одновременно стреляет из лука в мишень! Этого же не может быть!

— В Персии все возможно, — мрачно пробормотал Доминик, хотя полагал, что персидский художник проявил себя ничем не лучше японского.

На следующей картинке, слава богу, никто не качался на качелях и не стрелял из лука: шах со своей шахиней уединились на берегу ручья и занимались любовью в самой обычной, древней, как мир, позе. И все же, на взгляд герцога, этой гравюре недоставало романтики. Бог знает, в чем тут дело — может быть, в огромном тюрбане шаха и его вислых усах, а может, в неестественной улыбке персидской красавицы, но картинка эта вызвала у Доминика неприятное чувство.

«Никогда не видел, чтобы женщина в этот момент так глупо ухмылялась», — думал он.

Девушка, очевидно, почувствовала его неудовольствие.

— Ваша светлость, — начала она, — все это очень интересно, но должна признаться, что я не так невежественна, как вы полагаете.

Герцог уставился на нее, словно громом пораженный, и Мэри поспешно продолжила:

— Нет-нет, я, конечно, девственница. Но… я ведь рассказывала вам, что отец моей подруги Со-фронии Стек — доктор? У него много медицинских книг, в том числе и посвященных этой тематике. И мы с подругами из вполне понятного любопытства… короче говоря, мы изучили эти книги вдоль и поперек.

С этими словами она встала и сбросила халат, оставшись в одной ночной рубашке. И рубашка эта оказалась вовсе не так скромна, как сперва показалось Доминику. Несмотря на высокий ворот и длинные рукава, она почти ничего не скрывала.

Полная грудь, тонкая талия, широкие бедра, изящные босые ножки — все поражало герцога в самое сердце и пробуждало в нем почти невыносимое желание.

Мэри подошла к столу с закусками.

— Боже мой, — воскликнула она в восторге, — земляничные пирожные! Мои любимые! И бутерброды с цыпленком!

Ник не мог больше ждать, он вскочил и, подбежав к ней, оттащил от стола с угощением.

— Потом! — прорычал он. — Все потом!

Не в силах сдерживаться, он провел пальцами по ее нежной шее и почувствовал, как затрепетало в ответ ее тело. Дрожащими руками Ник нащупал крошечные пуговки на вороте рубашки…

— Мы уже начали? — прошептала Мэри, подняв на него лазурные глаза.

Сердце герцога гулко забилось в ответ на ее невинный, доверчивый взгляд.

— Да, радость моя, — глухо ответил он. — Мы уже начали.

Но тугие пуговицы никак не поддавались его усилиям. Доминик чувствовал, что чересчур замешкался; Мэри нетерпеливо вздохнула.

— Позвольте мне, — попросила она.

Он опустил руки — и через мгновение Мэри уже стянула рубашку через голову.

— Вот и все, — сказала она.

Ник застыл, словно мраморная статуя, весь обратившись в зрение. Впервые он видел свою невесту обнаженной — и не мог себе представить более прекрасного зрелища.

Все женщины, которых он знал до сих пор, не шли с ней ни в какое сравнение. Гордая посадка головы, каскад золотистых кудрей, крепкие, гордо поднятые груди, тонкая талия, округлые бедра, длинные ноги — все в ней было удивительно и неповторимо. Она казалась богиней, вышедшей из морской пены, чистым, неземным олицетворением красоты.

Щеки Мэри пылали стыдливым румянцем; но Доминик чувствовал, что вино и размышления о свободной любви придали ей смелости.

— Надеюсь, ваша светлость, — заговорила она, гордо подняв подбородок, — вы не собираетесь стрелять из лука?

— Что вы, моя милая, — хрипло ответил Ник. — У меня ведь и качелей нет!

Мэри села на кровать. Доминик смотрел на нее молча, чувствуя, как расплывается по лицу широчайшая и глупейшая улыбка. Впервые за много-много лет он потерял власть над собой: не знал, что говорить, что делать, знал только, что счастлив, как никогда в жизни.

Мэри подвинулась, освобождая ему место.

— О чем теперь поговорим? — лукаво улыбнувшись, спросила она.

12.

Мэри знала, что от вина кружится голова и веселеет на душе. Но никогда ей не случалось слышать, что от нескольких бокалов кларета подкашиваются ноги, в груди начинают бить крыльями сотни бабочек и весь мир окрашивается в золотые и розовые тона.

Должно быть, она слишком много выпила. А может быть, дело в том, что на ней ничегошеньки нет, а Уэстермир не сводит с нее глаз, и на лице его, обычно суровом и бесстрастном, за миг сменяется тысяча чувств.

— Хватит разговоров, — прошептал он хрипло, садясь рядом с ней на край кровати. — Перейдем к делу.

Плечи их соприкасались, шелк его халата ласкал кожу Мэри, а под шелком чувствовался жар его тела… Девушку бросало то в жар, то в холод, она не могла понять, нравится ей все это или нет, но знала одно: ни на что она не променяла бы эти волшебные мгновения.

— Или, может быть, у тебя еще остались вопросы? — пробормотал он.

Вопросы? Мэри не знала. Близость Доминика мешала ей мыслить здраво. Уголком глаза она заметила, что халат его снова распахнулся; взору Мэри открылись стройные сильные ноги, мускулистые бедра, а выше…

Выше скрывалось за полами халата то, о чем Мэри читала в книгах, то, что она видела на картинках, но никогда — в реальной жизни.

Ей вдруг стало страшно. Это не сон и не мечта, думала она; это все на самом деле. Через несколько минут они с герцогом Уэстермиром станут одним целым. Наступит «физическая близость», о которой она столько читала, но все же не представляла, что это такое.