Джудит Макнот - История любви леди Элизабет Страница 3

Элизабет передала корзинку лакею и весело сказала:

– Вместо пирогов я купила клубнику. Мистер Тергуд – более рассудительный человек, чем мистер Дженкинс. Он согласен, когда покупают много вещей, разумеется, за каждую отдельно надо платить меньше.

Чарльз почесал затылок, слушая эти сложные рассуждения, но постарался сделать вид, что понял.

– О, конечно, – согласился он, уводя лошадь, – любому дураку понятно.

– Точно и я так думаю, – сказала она, затем повернулась и легко взбежала по ступенькам парадного входа, ее ум переключился на расходные книги.

Бентнер распахнул парадную дверь, лицо представительного старого дворецкого было взволнованным. Тоном человека, которого распирало от восторга, но которому чувство собственного достоинства не позволяло его проявлять, он объявил:

– У вас гости, мисс Элизабет!

Полтора года в Хейвенхерсте не было гостей, и поэтому не было ничего удивительного в том, что Элизабет охватило глупое чувство радости, которое сменилось растерянностью. Это не мог быть еще один кредитор; Элизабет заплатила им всем, лишив Хейвенхерст всех его ценностей и большей части обстановки.

– Кто это? – спросила она, входя в холл и подняв руки, чтобы снять платок.

Сияющая улыбка расплылась по лицу Бентнера.

– Это Александра Лоуренс! Э… Таунсенд, – поправился он, вспомнив, что их гостья была сейчас замужем.

От радостного недоверия Элизабет застыла на долю секунды, затем повернулась и в неподобающей для леди манере побежала к гостиной, стаскивая на ходу платок. С платком в руке она остановилась на пороге, ее взгляд устремился на молодую хорошенькую брюнетку в элегантном дорожном костюме красного цвета, стоявшую посреди комнаты. Брюнетка повернулась, обе девушки пристально смотрели друг на друга, и улыбка медленно появилась на их лицах и засияла в глазах. Элизабет сказала шепотом, в котором слышались восхищение, сомнение и неподдельный восторг:

– Алекс, это в самом деле ты?

Брюнетка кивнула, широко улыбаясь.

Они стояли не двигаясь, в нерешительности, каждая замечая резкие перемены, происшедшие с другой за прошедшие полтора года, каждая из них спрашивала себя с некоторым опасением, не были ли эти перемены слишком большими. В тишине комнаты узы детской дружбы и долголетней симпатии начали притягивать их друг к другу, толкая на один неуверенный шаг, затем еще на один, и вдруг они уже бежали навстречу, сжимали друг друга в неистовом объятии, плача и смеясь от радости.

– О, Алекс, ты чудесно выглядишь, я так по тебе скучала, – засмеялась Элизабет, снова обнимая ее.

Для общества «Алекс» была Александра, герцогиня Хоторн, но для Элизабет она была Алекс, ее самой дорогой на свете подругой, которая уезжала в долгое свадебное путешествие и поэтому, возможно, еще не слышала, в какую ужасную историю попала хозяйка Хейвенхерста.

Усадив Алекс на диван, Элизабет забросала ее вопросами.

– Когда ты вернулась из свадебного путешествия? Ты счастлива? Что привело тебя сюда? Сколько времени ты можешь побыть у меня?

– Я тоже скучала по тебе, – ответила Алекс, улыбаясь, и начала отвечать на вопросы в том порядке, как их задавала Элизабет. – Мы вернулись три недели назад. Я безумно счастлива. Здесь я, конечно, чтобы повидать тебя, и могу остаться на несколько дней, если ты пожелаешь.

– Конечно, желаю, – сказала весело Элизабет. – У меня нет абсолютно никаких планов, кроме как на сегодняшний день. Приезжает мой дядя.

В действительности светское расписание Элизабет было абсолютно пустым на следующие двенадцать месяцев, а от нечастых посещений дяди было хуже, чем от ничегонеделания. Но сейчас все это не имело значения. Элизабет была так безумно счастлива видеть подругу, что не могла сдержать улыбку.

И так же, как они делали в юности, сбросив туфли, поджав под себя ноги, девушки разговаривали точно близкие родственные души, расставшиеся на годы и все же навечно соединенные девическими воспоминаниями, счастливыми, нежными и грустными.

– Разве когда-нибудь забудешь, – смеясь, спросила Элизабет спустя два часа, – эти чудесные шуточные турниры, которые мы устраивали каждый раз, когда в семье Мэри Эллен отмечался день рождения?

– Никогда, – с чувством ответила Алекс, улыбаясь при воспоминании об этом.

– Ты каждый раз сбрасывала меня с седла на турнире, – сказала Элизабет.

– Да, но ты выигрывала в каждом состязании по стрельбе. По крайней мере до тех пор, пока твои родители не узнали и решили, что ты слишком взрослая и слишком благовоспитанная, чтобы играть с нами. – Алекс стала серьезной. – Нам не хватало тебя после этого.

– Но не так, как мне не хватало тебя. Я всегда точно знала дни этих турниров и бродила здесь в тоске и полном унынии, представляя себе, как вы веселитесь. Потом мы с Робертом решили устраивать наши собственные турниры, и мы заставили участвовать всех слуг, – добавила она со смехом, представляя себя и своего сводного брата в те давно прошедшие дни.

Через минуту улыбка Алекс угасла.

– Где Роберт? Ты совсем не говоришь о нем?

– Он… – Она заколебалась, зная, что не сможет рассказать об исчезновении сводного брата, не раскрывая всего, что этому предшествовало. С другой стороны, что-то в сочувственном взгляде Александры заставило Элизабет забеспокоиться, не слышала ли уже ее подруга всю эту ужасную историю. Как о чем-то обыкновенном сказала: – Роберт исчез полтора года назад. Я думаю, это, может быть, было как-то связано с… ну, с долгами. Давай не будем об этом говорить, – торопливо добавила она.

– Хорошо, – согласилась Алекс с неестественно веселой улыбкой, – о чем мы будем говорить?

– О тебе, – не задумываясь, сказала Элизабет.

Время летело быстро за рассказами Александры о муже, явно ею обожаемом, о дивных местах в разных частях света, которые они посетили во время их свадебного путешествия.

– Расскажи мне о Лондоне, – сказала Элизабет, когда Алекс исчерпала все рассказы о заморских городах.

– Что ты хочешь знать? – спросила она, становясь серьезной.

Элизабет наклонилась вперед со своего стула и открыла рот, чтобы задать вопросы, которые так много значили для нее, но гордость помешала ей высказать их вслух.

– О, ничего особенного, – солгала она. «Я хочу знать, смеются ли надо мной мои друзья или осуждают – или хуже – жалеют меня, – думала Элизабет. – Я хочу знать, известно ли всем, что сейчас я не имею ни гроша А больше всего я хочу знать, почему никто из них не потрудился навестить меня или хотя бы прислать весточку».

Полтора года назад, во время своего дебюта в свете, она сразу же завоевала успех, а предложения руки и сердца достигли рекордного числа. Сейчас, в девятнадцать лет, она была отщепенкой того самого света, который тогда подражал ей, восхвалял и ласкал ее. Элизабет нарушила их правила и, сделав это, оказалась героиней скандала, который, как молния, воспламенил гневом свет.