Кристофер Гортнер - Последняя королева Страница 3

Послышался чей-то крик. Женщины вокруг меня натянули поводья, останавливая лошадей. Удивленно оглядевшись, я вновь посмотрела на дорогу впереди – и застыла.

В небо, подобно миражу, уходила высокая башня. На ее парапете виднелись несколько фигур в вуалях и тонких покрывалах, которые развевал ветер. Отблески света играли на золотых и серебряных нитях, которыми были вышиты их одеяния.

– Быстрее! – прошептала позади меня донья Ана. – Закройте девочке лицо. Ей нельзя это видеть.

Повернувшись в седле, я посмотрела на Каталину. Испуганный взгляд сестры встретился с моим, и в то же мгновение какая-то дама опустила на ее лицо вуаль. Вцепившись в поводья, я развернулась, и у меня вырвался крик ужаса: фигуры на парапете шагнули с него, словно собирающиеся взлететь птицы.

Дамы вокруг меня судорожно вздохнули. Фигуры на мгновение словно застыли в воздухе, сбрасывая вуали, а затем камнем устремились вниз.

Я закрыла глаза, усилием воли заставляя себя дышать.

– Видела? – сдавленно рассмеялась донья Ана. – Гарем Боабдиля. Они отказались покинуть дворец, и теперь мы знаем почему. Эти шлюхи-язычницы будут вечность гореть в аду.

Вечность…

Это слово эхом отдалось у меня в голове. Столь ужасного наказания я просто не могла себе представить. Почему они так поступили? Как они вообще смогли так поступить? Их хрупкие силуэты продолжали стоять у меня перед закрытыми глазами, и когда мы въехали в ворота Альгамбры, я не стала смеяться и показывать, как другие женщины, на растянувшиеся на камнях изломанные тела.

Родители, Хуан и Исабель умчались вперед вместе со знатью. Мы с Марией и Каталиной остались позади с нашими дамами. Держа Каталину за руку, я пыталась ее успокоить: сестра понимала, что случилось нечто ужасное. Я не сводила взгляда с цитадели. Лучи послеполуденного солнца падали на ее выложенный плиткой алый фасад, и она казалась кроваво-красной, будто обитель смерти и разрушения. И все же ее экзотический блеск приводил меня в неописуемое восхищение.

Альгамбра не походила ни на один из виденных мною раньше дворцов. В Кастилии королевские резиденции одновременно являлись крепостями, окруженными рвами и толстыми стенами. Мавританский дворец защищало горное ущелье, и он раскинулся, подобно льву на плоском камне, в тени кипарисов и сосен.

Донья Ана сделала знак Марии, и вместе с нашими дамами мы вошли в зал для приемов. Продолжая держать за руку Каталину, я огляделась, и сердце мое забилось сильнее. Только теперь я начала осознавать все великолепие мавританского мира.

Передо мной простиралось огромное пространство цвета шафрана и жемчуга. Вместо покрытых зарубками дверей, душных лестниц и тесных коридоров меня встретили резные арки, ведшие в залы с изогнутыми стенами с рисунком в виде сот, за которыми виднелись потайные мозаичные террасы. Под потемневшими от дыма занавесками всех возможных оттенков стояли на страже покрытые глазурью фарфоровые вазы; вокруг были разбросаны стеганые подушки и оттоманки, словно хозяева дворца только что ушли. Взглянув под ноги, я увидела на выложенном плиткой полу чей-то платок. Я побоялась до него дотронуться, ведь его могла обронить какая-то из наложниц по пути к башне, где ее ждала смерть.

Прежде я пребывала в невежестве. Никто не рассказывал мне, что язычники способны создать нечто столь прекрасное. Подняв голову, я взглянула на купол: вдоль края выстроились в ряд нарисованные лица умерших халифов и взирали на меня с молчаливым упреком. Я невольно пошатнулась: теперь мне стало ясно, почему наложницы выбрали смерть. Как и Боабдиль, они не могли вынести жизни без этого рая, бывшего их домом.

Моих ноздрей коснулся запах мускуса. Отовсюду слышалось непрерывное журчание воды, которая текла по каналам в мраморном полу, изливаясь в алебастровые бассейны и танцуя в фонтанах во внутренних двориках.

Я остановилась. Среди пилястров пронесся чей-то вздох, от которого у меня зашевелились волосы на затылке.

– Hermana,[4] – прошептала Каталина, – что такое? Что ты услышала?

Я покачала головой, не в силах объяснить.

Кто бы мне поверил, если бы я сказала, что слышала горестный стон мавра?

Глава 2

На три волшебных года Гранада стала для нас гаванью, где мы спасались от внушавших ужас будней королевского двора. По завершении Реконкисты мать сосредоточила усилия на укреплении Испании и заключении союзов с другими монархами. Поездки все так же отнимали бо́льшую часть ее времени, но она сочла за лучшее, чтобы у нас было постоянное пристанище в летние месяцы, вдали от чумы и жары, ставших в Кастилии настоящим бедствием.

Через год после падения Гранады отпраздновали помолвку моей сестры Каталины со старшим сыном английского короля Генриха Седьмого. Событие напомнило мне, что я тоже была в детстве обручена с сыном императора Габсбургов, Филиппом Фламандским. Впрочем, меня это не слишком беспокоило. Из всех моих сестер действительно побывала замужем только Исабель, и помолвка, после которой она уехала в Португалию и вернулась вдовой меньше года спустя, стала для нее далеко не первой. Я знала, что мало какая из принцесс может сама решать свою судьбу, но мне не хотелось думать о будущем, которое казалось далеким и вполне могло измениться.

В Гранаде мой мир был полон девичьих надежд. После ежедневных уроков истории, математики, языков, музыки и танцев мы с сестрами часто шли на террасный дворик у края сада, где предавались извечному занятию женщин королевской крови – вышиванию. Наша задача, однако, была особенной, поскольку эти простые вышивки предполагалось освятить и послать для украшения церковных алтарей по всей Испании в качестве даров от инфант.

Из-за моей порывистой натуры я ненавидела шитье и в шестнадцать лет была практически не в состоянии хоть сколько-нибудь посидеть спокойно. Мои алтарные ткани, покрытые неумелыми узорами и запутавшимися нитями, годились только для мытья церковных полов. Обычно я лишь притворялась, будто вышиваю, а на самом деле пристально наблюдала за доньей Аной и дожидалась возможности сбежать.

Дуэнья сидела под колоннадой с книгой в руках, из которой читала вслух о страданиях какого-то святого великомученика. Вскоре ее голова начала клониться на грудь, а веки – трепетать в тщетной борьбе с сонливостью.

Когда глаза ее наконец закрылись, я подождала еще несколько минут, а затем отложила вышивание, сбросила туфли и осторожно поднялась с табурета. Мария и Исабель сидели рядом, обмениваясь какими-то секретами.

– Хуана, куда ты собралась? – прошипела Исабель, когда я прошла на цыпочках мимо, держа в руке туфли.