Шелли Такер - Объятия незнакомца Страница 3

Он-то и был отцом Мари.

Но еще большим негодяем оказался отец Вероники.

Нет, Мари устраивает та сельская жизнь, которой всегда жили она, ее брат и сестра, жизнь простая, но честная. Хотя, Вероника, возможно, и мечтает о роскоши, о романтике Парижа и Версаля.

– Пусть даже он кажется тебе благородным, но прошу тебя, Вероника, будь с ним поосторожнее. И потом, он должен с самого начала знать, что за тобой нет приданого.

– Пока нет, – поправила ее Вероника. – Но скоро будет. И у меня, и у тебя. Арман говорит, что твое открытие может сделать нас богатыми.

Мари поморщилась. Ее брат-близнец отправился в Версаль в надежде заручиться поддержкой влиятельных лиц. Его переполняли мечты о восстановлении былой славы рода ле Бонов, их наследственного имения и роскошного образа жизни, но Мари понимала, что после катастрофы на ферме месье Кузино вряд ли отыщется человек, который согласится вложить деньги в ее дело.

– Работая над удобрением, я думала вовсе не о нашем благополучии, Вероника. Я хочу спасти жизнь людям. Сотни жизней!

Она отвернулась и, стараясь не выдать охватившего ее гнева, осторожно пробралась мимо ящиков с образцами почв, поливочных шлангов, нагроможденных друг на друга на ковре тяжелых томов «Энциклопедии», к горке, в которой когда-то хранился фарфор.

Последняя фарфоровая безделушка была продана уже много месяцев назад, и сейчас здесь лежали лишь тряпки да щетки, которыми она чистила свои стаканы и колбы.

– Да, разумеется, твое удобрение поможет людям, – спокойно согласилась Вероника. – Я помню об этом. И я понимаю, насколько это важно. Но оно может помочь и нам. Мы можем разбогатеть! Мари, неужели ты и в самом деле не думаешь об этом?

– Нет, – тихо сказала Мари.

Но Вероника продолжала говорить, как будто не слышала ответа сестры.

– Мы сможем обновить обстановку. Выкупить все фамильные вещи. У нас будет дом в Париже, и еще один в Версале. – Ее голос задрожал от восторга. – И у нас снова будут слуги – настоящие слуги, – а не эта мадам Руру, которая приходит к нам раз в неделю и только разводит руками и бурчит, что мы недотепы. – На ее лице вспыхнула озорная улыбка: – Лично я не считаю себя недотепой.

Она рассмеялась и, выбрав свободный участок пола, грациозно закружилась в менуэте с воображаемым кавалером.

– У нас будут наряды, драгоценности, мы будем устраивать балы. У нас будет такое приданое, что твоей и моей руки будут просить все знатные мужчины севера Франции. Десятки, сотни мужчин станут добиваться нас! Но я уступаю их тебе. Мне они не нужны, потому что я влюблена. – Кружась в танце, она нараспев повторила. – Влю-бле-на, влю-бле-на, влю-бле-на в ви-кон-та ла Мар-те-на.

Мари прошла к дальнему концу длинного стола и принялась мыть стакан, которым бесчисленное множество раз отмеряла порции серого порошка и воды. Взглянув на танцующую сестру, она не смогла сдержать улыбки. Безграничное жизнелюбие Вероники было довольно заразительно.

И Мари уже почти поверила в то, во что не верила никогда. В мечту.

Богатое приданое... Бог с ним, с приданым. А вот новенькие, без единой трещины, стаканы, колбы... Как приятно было бы работать с ними. И можно было бы купить новые воздуходувные мехи. А уж если они очень разбогатеют, то можно будет даже приобрести микроскоп Эйскафа.

При этой мысли она грустно улыбнулась. Ах, что это за чудо, микроскоп Эйскафа!

Вероника, запыхавшись и хохоча, закончила танец и присела в реверансе перед несуществующим партнером.

– Мари, все будет так, как я говорю. Вот увидишь. Уж я-то знаю. – Она подбежала к сестре. – Мы обязательно разбогатеем, и у нас будут толпы красивых поклонников.

– Это у тебя будут толпы поклонников, – поправила Мари, орудуя ершиком в U-образной трубке, на стенках которой осел налет фосфора. – Лично я, основываясь на своих наблюдениях, считаю, что все мужчины – это страшно самодовольные и властолюбивые создания, – продолжила она таким тоном, словно читала лекцию по химии. – И чем дольше я проживу без мужа, тем счастливее буду. Мне уже двадцать три года, и, как видишь, я благополучно хожу в старых девах и не имею ни малейшего желания менять свою жизнь. Наоборот, я сделаю все, чтобы как можно дольше оставаться в этом положении. Ну, хотя бы еще десяток-другой лет. Вероника нахмурила брови:

– Ты просто еще не встретила своего мужчину – да и то только потому, что вообще не видишься с мужчинами. Когда ты встретишь его, ты поймешь, как это... как это...

– Чудесно, восхитительно, а главное – романтично, – насмешливо подсказала Мари и, шумно вздохнув, отвела глаза.

– Да, – спокойно подтвердила Вероника. – Именно так и даже более того.

Мари улыбнулась, взяла со стола стакан и молча продолжила работу. Занимаясь наукой, она привыкла опираться на факты, а факт состоял в том, что будь она даже сказочно богата, ни один мужчина не обратит на нее внимания.

Ее внешность, мягко говоря, ничем не примечательна. Самые обычные, каштанового цвета, волосы, невыразительные карие глаза, простые черты лица. Чересчур простые. Нос великоват, зубы отнюдь не идеально ровные, тяжелый подбородок с маленькой ямкой посередине. Черты, делающие Армана невыразимо привлекательным, в женском исполнении явно проигрывают.

Но ее устраивает ее внешность. Главное – иметь на плечах голову, а не смазливую мордашку.

Мать частенько повторяла эти слова.

– Придет день, Мари, – зашептала Вероника, глядя на ее руки, орудующие щеткой, – придет день, и ты...

Из ящика на другом конце стола послышалось шипение.

Сестры застыли.

Они не успели вымолвить ни слова, как из ящика вырвалось белое пламя. Секундой позже раздался взрыв, и небывало яркая вспышка осветила зал.

Вероника вскрикнула и попятилась. Мари, ослепленная светом, инстинктивно закрыла ладонью глаза, но не могла двинуться с места – казалось, дыхание и сердце остановились. Перед глазами мелькали слепящие, яркие круги света.

Вероника схватила ее за руку и оттащила в сторону.

– Что это? – кричала она, потирая глаза, щурясь и кашляя от едкого дыма, заполнившего зал. – Я думала, ты работаешь над удобрением! Что случилось?

Мари не могла говорить. Не могла даже дышать. Она не знала, радоваться ей или ужасаться. Вероника продолжала сжимать ее локоть, но Мари выдернула руку и бросилась к ящику.

Или вернее будет сказать – туда, где раньше был ящик. Огонь уже потух – потух так же внезапно, как вспыхнул, – но он не оставил после себя ничего. Не было даже пепла. Он в считанные секунды уничтожил деревянный ящик и рассаду. Даже почву. На столешнице красного дерева дымилась черная, тлеющая по краям дыра.

Мари охватил ужас. Она использовала лишь несколько гранул удобрения, а взрыв получился невероятной силы – его вспышка осветила зал так, словно над головой разом зажглись все шесть люстр.