Лесли Лафой - Невеста маркиза Страница 3

На самом деле вопрос заключался в том, сможет ли свет выдержать ее. Симона улыбнулась и начала двигать веером быстрее, гадая, какое безмолвное сообщение она изобразила на этот раз и какая дурная голова придумала всю эту запутанную систему сигналов. Боже упаси, чтобы люди на самом деле высказывали то, о чем думают, или ясно и честно формулировали, чего они желают. Если вдруг они начнут это делать, мир мгновенно постигнет внезапный и совершенно ужасающий конец.

Симона вдруг нахмурилась. По словам старшей сестры, ей бы лучше оказаться в центре Армагеддона, чем позволить, чтобы ее поймал один из аристократических холостяков, охотящихся за приданым. Просто удивительно, насколько точными бывают некоторые советы. «И насколько испуганы некоторые потенциальные невесты», – мысленно прибавила Симона, заметив, как из-за пальмы в кадке, поставленной в углу зала, выглядывает одна из ее подруг по несчастью. Бедняжка Эммалина! Прелестная, миниатюрная, золотоволосая, голубоглазая – и к тому же дочь маркиза. При этом она настолько не уверена в себе, что больше похожа на мышку, чем на девушку.

Симона сложила веер и двинулась к кадке. Она отнюдь не считала Эммалину своей настоящей подругой: они и встречались-то всего два раза. В первый раз – три дня назад, в Сент-Джеймсском дворце, когда, облаченные в нелепые платья с фижмами и мерзко тугие корсеты, дожидались официального представления королеве. Эммалина чуть было не упала в обморок от волнения, и Симона поддержала ее, что привело к неизбежному разговору после того, как девушка восстановила дыхание.

Только благодаря тому что во время этой первой встречи Эммалина вела себя без всякого аристократизма, состоялась их вторая встреча на балу леди Как-ее-там-бишь-позавчера вечером. Ни Эммалине, ни Симоне совершенно не хотелось там находиться, и хотя для этого у них были совершенно разные причины, общее чувство объединило их.

– Здравствуй, Эммалина, – сказала Симона, проскальзывая за дерево в кадке.

– Ох, это ты! – Эммалина с облегчением вздохнула и обняла новую подругу. – Я так и знала, что встречу тебя здесь!

Симона мягко высвободилась из объятий Эммалины и осмотрела свои руки, проверяя, не проткнул ли ее один из сотен бледно-розовых кусочков стекляруса, которыми было расшито платье будущей маркизы.

– Ты прячешься по какой-то определенной причине или просто из предосторожности?

Эммалина тяжело привалилась к стене и уставилась в пол.

– Вчера вечером я пожаловалась на головную боль и мне было разрешено остаться дома. К сожалению, маменька не поверит, что такое может случаться два вечера подряд.

Это не было ответом на вопрос, но Симона не стала настаивать, как не стала упоминать и того, что вторая отговорка могла бы подействовать, если бы у Эммалины достало сообразительности устроить какую-нибудь другую болезнь.

– А меня заставила моя сестра, – проговорила Симона, наблюдая за движениями толпы сквозь завесу из пальмовых листьев. – Не знаю, почему именно. Но с другой стороны, я считаю весь этот процесс выезда в свет одной из великих тайн жизни, с которыми неизбежно приходится мириться.

– Кто-нибудь уже приглашал тебя танцевать?

Симона усмехнулась и отступила назад.

– Хитрость в том, чтобы постоянно двигаться, делая вид, будто у тебя есть какое-то важное дело и что ты готова сбить их с ног, если они окажутся у тебя на пути.

– Ой, я это ни за что не смогла бы сделать!

– Что сделать?

– Сбить их с ног, – пояснила Эммалина. – А ты могла бы, и они это знают.

Симона тоже это знала, как знала и то, что эта девушка не имеет ни малейшего понятия о способах постоять за себя в толпе незнакомых людей, например о том, как выдвинуть плечо для правильного удара. Каким только вещам люди не находят нужным научить своих дочерей! Определенно кому-нибудь следовало бы взять Эммалину под свое…

– Хочешь узнать, как это делается? – предложила Симона, предвкушая развлечение, которого вполне могло бы хватить на несколько месяцев. – Я с радостью тебя научу.

– Боюсь, я не…

– Чепуха! – перебила ее Симона. – Любой может научиться, если захочет.

Улыбка Эммалины казалась довольно бледной.

– Я ценю твое предложение, Симона, но никакой надежды на успех нет, а усилия не оставят тебе времени на твои собственные… – тут она посмотрела сквозь пальмовые ветки и снова сделала жалкую попытку улыбнуться, – …интересы.

Симона нетерпеливо вздохнула: «Боже правый, эта девушка – просто враг сама себе! Неужели она никогда не произносит ни одной фразы, в которой не содержалось бы «нет»?

– Мне нравятся трудные задачи. А что до моих интересов… – Симона тихо засмеялась и придвинулась ближе: – Я выношу все это только, чтобы моя сестра и опекун были довольны. Еще за послушание я получила лошадь, которую давно хотела иметь. Однако закончить сезон накрепко привязанной к какому-то мужчине я вовсе не собираюсь.

Глаза Эммалины округлились, и лишь спустя несколько долгих секунд она, моргнув, сглотнула, а затем взволнованно спросила:

– Ты правда не шутишь? А я вот собираюсь выйти замуж за первого же мужчину, который сделает мне предложение, и покончить с этим раз и навсегда.

– Тогда, – заявила Симона, нисколько не смущаясь, – надо, чтобы сперва они узнали отвоем существовании: иначе кто же сделает тебе предложение?

– Наверное, ты права.

Симона гордо вскинула подбородок.

– Я всегда права, – заверила она собеседницу и выпрямилась, – можешь мне поверить.

Эммалина глубоко вздохнула, и Симона посчитала это знаком согласия. Она протянула обе руки и держала их так, пока Эммалина неохотно не положила свои руки на ее ладони.

– А теперь подними подбородок, как я, – велела Симона, и Эммалина тут же посмотрела на потолок. – Не настолько высоко, если не хочешь заработать себе боль в шее. Помнишь, как Виктория держала голову, когда нас ей представляли?

На этот раз Эммалина изобразила все идеально, чем заслужила одобрительную ухмылку подруги.

– Теперь верно. Так, расправь плечи…

«Боже правый, эта девушка ни в чем не знает середины! А если принять во внимание пышность ее груди…»

– Это не называется «расправить плечи», – простонала Симона, отчаянно стараясь не расхохотаться. – Это называется «мои груди войдут в комнату на пять минут раньше меня».

Эммалина вздохнула и понурилась:

– Видишь, я безнадежна! Я всю жизнь старалась быть хорошей девочкой и, как положено хорошим девочкам, оставаться незаметной. А вот теперь вдруг… – Она покачала головой. – Я совершенно не представляю себе, что надо делать, чтобы меня замечали так, как нужно.