Лоретта Чейз - Мисс Чудо Страница 3

— Твой отец для меня загадка, — сказал Гордмор.

— Он велит мне жениться на наследнице, Горди. Представляешь себе? И это после катастрофы с Джудит!

Гордмор еще тогда предупреждал Алистера, что единственный ребенок не знает, что такое делить любовь и внимание родителей с братьями и сестрами, и бывает, как правило, эгоистичен и своеволен.

Теперь Горди сказал лишь, что должна же в Англии найтись хотя бы одна не уродливая и беззлобная наследница.

— Это не имеет значения, — сказал Алистер. — Я и думать не хочу о том, чтобы жениться раньше преклонного возраста: лет в сорок пять, скажем, или еще лучше — в пятьдесят пять. Иначе я совершу еще одну трагическую ошибку.

— Тебе просто не везло с женщинами, — сказал Горди. Алистер покачал головой:

— Нет, это фатальная черта характера. Я слишком легко влюбляюсь, причем всегда глупо, а потом одна неприятность следует за другой. Интересно, почему отец сам не выберет мне богатую жену? Он наверняка разбирается в этом лучше, чем я.

И все же Алистер знал, что это будет мучить его. Он своей невесте не принесет ничего. Было бы довольно трудно жить в финансовой зависимости от отца. Но зависеть от жены, быть обязанным ее семье… При мысли о такой перспективе у него дрожь пробегала по телу. Он знал, что в других семьях младшие сыновья женятся на деньгах, и никто их не осуждает за это. Так принято. Но ему гордость не позволяла с этим смириться.

— Уж лучше бы он оставил меня в армии, — проворчал он. Гордмор взглянул на Алистера.

— Возможно, как и некоторые из нас, он считает, что ты израсходовал отпущенную долю везения на поле боя. Откровенно говоря, меня это радует.

Видимо, Алистер был не раз на волосок от смерти. Говорят, что враги убили под ним трех коней, что его рубили саблями и кололи пиками. По нему проскакал кавалерийский отряд союзников, двое его раненых товарищей умерли на нем, его обобрали мародеры. Его приняли за мертвого, и он долгое время валялся в вонючем месиве под трупами. Когда Гордмор нашел его, Алистер и сам был почти трупом.

Правда, он этого не помнит. Он лишь делал вид, что помнит. Из отдельных замечаний других людей он составил общую картину, хотя не был уверен, что она соответствует действительности. Возможно, многое сильно преувеличено. Горди наверняка знал или хотя бы догадывался, что с головой у Алистера не все в порядке, но они никогда об этом не говорили.

— Отец мог бы позволить мне продолжать служить королю и отечеству, — сказал Алистер. — По крайней мере не жаловался бы, что я веду праздный образ жизни.

— Но джентльмену положено вести праздную жизнь.

— Только не мне, — возразил Алистер. — К первому мая я должен найти способ самостоятельно содержать себя.

— Шесть месяцев, — пробормотал Гордмор. — У тебя еще полно времени.

— Надеюсь, что успею. Если к тому времени я не найду занятие, вынужден буду жениться на наследнице. Если же не сделаю ни того, ни другого, пострадают мои младшие братья.

Таково последнее слово лорда Харгейта.

После смерти отца герцогство и все прочие титулы, почести и привилегии наряду с большей частью семейной собственности отойдут Бенедикту, старшему брату Алистера. Как правило, права распоряжения крупной земельной собственностью распределяются именно таким образом, что позволяет не дробить их в течение многих поколений. Однако обязанность содержать младших сыновей перейдет к старшему сыну. Чтобы оградить Бенедикта от этого бремени, его светлость приобрел кое-какую земельную собственность, которую предполагал презентовать в качестве подарка по случаю вступления в брак одного из сыновей.

Сегодня он пригрозил продать часть собственности, предназначавшейся одному или обоим младшим братьям, чтобы на вырученные деньги приобрести пожизненную ренту для Алистера, если Алистер в указанные сроки не найдет себе занятие или жену с богатым приданым.

— Уму непостижимо! Только твой отец мог придумать подобный план, — сказал Гордмор. — Мне кажется, в нем есть что-то восточное.

— Ты имеешь в виду макиавеллиевское, — сказал Алистер.

— Наверное, нелегко жить, когда у одного из родителей такой сильный характер, — заметил Гордмор. — Однако не могу не восхититься им. Он блестящий политик. Об этом все в парламенте знают и трепещут перед ним. Ты не можешь не признать, что его стратегия превосходна. Он нанес точный удар в твое самое слабое место: использовал твое нежное отношение к двум неотесанным верзилам, которых ты считаешь младшими братьями.

— Слабые места не имеют к этому никакого отношения, — сказал Алистер. — Мои братья бесконечно досаждают мне. Но я не могу допустить, чтобы их обобрали из-за меня.

— И все же ты должен признать, что отец заставил тебя нервничать, а это уже немало. Я помню, что когда хирург предложил отрезать тебе ногу, ты сказал: «Какая жалость. Мы с ней так крепко привязаны друг к другу». Я стоял рядом и то плакал, то что-то бормотал, а ты, растоптанный почти до полусмерти, был хладнокровен, словно сам Железный герцог[1].

Сравнение было абсурдным. Войска под командованием герцога Веллингтона одерживали победу, тогда как Алистер всего лишь терпел, пока его не спасли.

А что касается его поведения, то почему, если уж он был таким спокойным, у него нет отчетливой картины того, что тогда происходило? Почему у него остались лишь обрывки воспоминаний?

Он повернулся спиной к окну и пристально вгляделся в человека, который не только спас ему жизнь, но и позаботился о том, чтобы он сохранил свои конечности.

— Тебе бы мои тренировки, Горди, — сказал он. — У тебя есть единственная старшая сестра, тогда как у меня два старших брата, которые лупили и мучили меня с тех пор, как я научился ходить.

— Моя сестра находила другие способы мучить меня, — сказал Гордмор.

Надев пиджак, он придирчиво оглядел свое отражение в зеркале. Он был светловолос, немного ниже Алистера и чуть более плотного, чем он, телосложения.

— Мой портной творит чудеса с куском ткани, — сказал Гордмор, — я трачу на одежду столько, сколько пожелаю, однако в элегантности тебе уступаю.

Больная нога Алистера подергивалась, требуя отдыха. Он отошел от окна и дохромал до ближайшего кресла.

— Дело в том, что сейчас в моде полученные на войне раны.

— Нет, все дело в тебе. Ты даже хромаешь с особым шиком.

— Уж если ты обречен хромать, надо делать это как следует. Гордмор улыбнулся.

— Как бы то ни было, я должен благодарить тебя, — сказал Алистер другу, — если бы не ты, лежал бы я сейчас неподвижно.

— Не неподвижно, — возразил Горди, — а разлагаясь. Насколько я помню, это активный процесс. — Он подошел к небольшому шкафчику и достал графин и бокалы.