Патриция Грассо - Во власти соблазна Страница 3

– Я не собираюсь покушаться на ее невинность. – Степан подмигнул брату. – Разве только невинная сама захочет покушения.

Фэнси чувствовала себя окрыленной. Она стояла в кулисах и дожидалась своей очереди выйти на поклон.

Директор отправил на сцену сначала ведущих певцов-мужчин, потом Пэтрис Таннер, а теперь пришла и ее очередь.

Фэнси ступила на сцену, оказавшись на виду у зрителей. Зал взорвался громовыми аплодисментами. Оглушающий грохот казался ей музыкой. Не выходя из роли Керубино, Фэнси прошлась по сцене с самодовольным видом, как сделал бы едва повзрослевший мальчик, и, устраивая из своего поклона настоящее представление, сорвала с себя шляпу. Тяжелая грива черных как смоль волос рассыпалась, достигая талии.

Из зала полетела к ее ногам роза. Еще одна. И еще. Кто-то из зрителей закричал:

– Бис!

И все подхватили этот крик:

– Бис! Браво! Бис!

Фэнси растерянно оглянулась, отметила искаженное яростью лицо примадонны, и тут на сцену вышел директор.

– Спойте что-нибудь еще, – шепнул он. Фэнси кивнула, и он быстро выставил со сцены всех остальных.

Никогда еще Фэнси не чувствовала себя такой растерянной. Она долго стояла и молчала, не в силах решить, что же ей спеть, а зрители терпеливо ждали.

Где-то здесь, в театре, сидел аристократ, убивший своим пренебрежением ее мать. Ей понравилась мысль вонзить в его сердце символический кинжал, и Фэнси уцепилась за возможность дать ему понять, что он натворил.

– Когда я была ребенком, то всегда просила папу прокатить меня в карете, – поведала Фэнси притихшим зрителям. – Но папа говорил, что для этого нужен солнечный день. Когда я выросла, то поняла, что папа приходил к нам только в дождливые дни. – Она услышала, что в зале засмеялись. – Мне так и не удалось прокатиться в карете, но зато я написала балладу о волшебной стране далеко за горизонтом, где дожди запрещены от рассвета до заката.

И Фэнси без музыкального сопровождения запела о неведомой стране далеко за горизонтом. Ее дивный голос и горько-сладкие слова перенесли зрителей сквозь годы и расстояние в их собственное детство. Ее пение заставило их вспомнить о давно забытых мечтах и терзавших сердце разочарованиях.

Пропев последнее слово, Фэнси ушла со сцены, не обращая внимания на неистовые аплодисменты. По ее щекам катились слезы, размазывая грим.

– Как трогательно. – Насмешливый голос принадлежал Пэтрис Таннер. – Ты и вправду думала, что аристократ введет своего ублюдка в высшее общество?

Фэнси молча прошла мимо примадонны, захлопнула дверь в свою гримерку и прислонилась к стене. Ей требовалось хоть немного побыть в одиночестве после того, как она обнажила душу перед публикой.

Что подумал об этой балладе отец? Она надеялась…

А на что она надеялась? Что отец попросит прощения за свое пренебрежение? Разве его раскаяние вернет к жизни маму? Человек, которого она не видела целых пятнадцать лет, не может ничего чувствовать ни к ней, ни к ее сестрам.

Да еще этот чертов князь хочет с ней познакомиться. Точнее, уложить ее в постель. Хотелось бы знать, насколько надоедливым окажется его светлость.

Фэнси вдруг почувствовала едва уловимый запах корицы, подумала о любимой нянюшке и вспомнила ее совет: «Слушайся разума, дитя, но следуй за своим сердцем».

Ее мать следовала за сердцем, но слишком дорого заплатила за это. Семь дочерей. Ни мужа. Ни любви. Никаких перспектив.

За дверью гримерки раздались голоса, в которых безошибочно угадывалось облегчение после трудов праведных. Актеры и рабочие сцены, проходя по коридору, шутили, что пора закрывать на ночь лавочку. А здесь, в каморке, аромат корицы смешивался с запахами театрального грима и плесени с деревянных половиц.

Фэнси знала, что аромат корицы может почувствовать только она. Из всех семи сестер Фламбо лишь Фэнси была восприимчива к незримому. Она видела, слышала, чувствовала и ощущала то, чего не могли воспринять другие.

Однако она вела себя очень осторожно, потому что не хотела, чтобы ее заперли в Бедлам.[1]

Сестры ее обладали другими талантами, и временами Фэнси восхищалась ими сильнее, чем собой.

Девушка отошла от двери. Секунды утекали прочь, и ей не хотелось, чтобы князь застал ее раздетой.

Все усиливающееся волнение заставило Фэнси торопиться. Она стерла с лица грим, сильно раскрасневшись при этом.

Фэнси сняла с себя костюм юноши и надела свое простенькое фиолетовое платье, так подходившее к ее глазам. Она схватила черную шаль, и в этот момент в дверь постучали.

Резко повернувшись. Фэнси уставилась на дверь. Лучше бы отказать князю, не оскорбляя его гордости и не потеряв при этом работу. Но как это сделать? Как выполнить невыполнимое? Мужчины – невероятно гордые и тупые создания. Чем толще кошелек, тем сильнее гордость и бестолковее голова.

В дверь снова постучали. Сердце девушки заколотилось сильнее. Единственный опыт ее общения с мужчинами – это Александр Боулд. Что, черт побери, она может сказать князю?

– Фэнси? – позвал ее директор оперы. Фэнси сделала глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки.

– Можете войти.

Дверь распахнулась. Директор Бишоп отошел в сторону.

В гримерку вошло само искушение, замаскированное под русского аристократа. Князь Степан Казанов был ростом не меньше шести футов двух дюймов и заполнил своей внушительной фигурой всю крохотную гримерную. Он был невероятно хорош собой, и женщины наверняка считали его порочную внешность пленительной. Вечерний костюм выгодно подчеркивал широкие плечи, узкие бедра и мощные мускулы. Красота князя застала Фэнси врасплох, и внизу живота у нее полыхнул огонь. Иссиня-черные волосы мужчины обрамляли угловатое лицо с высокими скулами. Под прямыми бровями в черных глазах, опушенных греховно длинными ресницами, пылала мрачная напряженность. Длинный ровный нос, губы тонкие, но совершенной формы.

В этих черных глазах сверкнуло неожиданное веселье. Губы изогнулись в мальчишеской улыбке, словно князь не хотел, чтобы его принимали слишком всерьез.

Ого! Фэнси тотчас поняла, что оказалась в весьма затруднительном положении. Придется отказывать этому опасно привлекательному аристократу. Лучше бы князь был простым рабочим, потому что теперь ей вовсе не хотелось отсылать его прочь.

Степан, видевший ее до сих пор только издали, был поражен не меньше, чем Фэнси. Фиалковые глаза, длинные черные ресницы, полные губы и личико сердечком – а все вместе производит впечатление страстности и уязвимости.

Степан понял, что попал в ловушку. Все инстинкты кричали ему – быстро беги отсюда прочь! Но какая-то неведомая сила не давала уйти.