Анастасия Дробина - Погадай на дальнюю дорогу Страница 3

Яков Васильев до сих пор понятия не имел, что произошло у Насти с князем Сбежневым, официально считавшимся ее женихом. Знал лишь то, что знали все цыгане: однажды Настя ушла из дома, вернулась поздним вечером, заплаканная и усталая, наотрез отказалась отвечать, где была, и на следующий день свалилась в нервной горячке. Вскоре цыгане узнали, что князь Сбежнев спешно, ни к кому не заехав и ни с кем не простившись, отбыл из Москвы. Сначала думали, что в последний момент князь одумался и не захотел связывать свою жизнь с хоровой цыганкой. И лишь потом Яков Васильев догадался, что Настька сама, не спросясь ни отца, ни хора, отказала князю. Отказала ради черного, некрасивого таборного парня.

И кому, кому могло тогда прийти в голову, что Настька сохнет по Илье! Кто бы мог подумать, что они уговорились сбежать вместе из Москвы! Но Илья застал Настю выходящей из ворот сбежневского особняка, куда она приходила, чтобы вернуть князю его слово и подарки. Нетрудно было понять, что парню пришло в голову: молодая цыганка, одна, ночью, вся в слезах, выходит из княжеского дома... Разумеется, Илья разом отказался от своего обещания жениться. А Настя была слишком горда, чтобы оправдываться после того, как ее в лицо назвали шлюхой. Видит бог, если бы Яков Васильев знал обо всем этом тогда, он бы не побоялся взять на душу грех и собственными руками задушил бы паршивца, осмелившегося оскорбить его дочь! Но он ничего не знал: Настя молчала, как немая. Молчал и Илья.

В скором времени поползли слухи о связи Смоляко с горничной купцов Баташевых с Большой Полянки. Слухи эти никого не удивили – Илье было двадцать лет, и он ходил в холостых. Но лишь полгода спустя выяснилось, что на самом деле Илья бегал по ночам не к горничной, а к самой купчихе Баташевой. Яков Васильев ума не мог приложить, как этому таборному вору удалось так здорово пристроиться. Но в тот момент ему было не до похождений Ильи, потому что в хоре появилась Данка. Данка – пятнадцатилетняя вдова из табора, в черном платке на роскошных волосах, с лицом красавицы-ведьмы, со взрослым, усталым и подозрительным взглядом слегка раскосых глаз.

Все-таки прав был Митро: самые лучшие голоса в таборах пропадают. Пропала бы и Данка, не найди ее на улице Настя и не приведи за руку в хор. Еще тогда Якова Васильева насторожило то обстоятельство, что молодая вдова кочует одна, а не с родней бывшего мужа. Но он постарался не думать об этом, услышав великолепный голос таборной певицы и поняв, что в хоре появилась достойная замена Насти. К тому же Данка сумела обзавестись новым супругом буквально на следующий день после появления в хоре – мальчишка-гитарист Кузьма, увидев ее, немедленно сошел с ума, они переспали вместе ночь, а наутро Данка сменила вдовий платок на новый, шелковый, нарядного голубого цвета. Эта поспешность тоже не понравилась Якову Васильеву, но откуда ж ему было знать все подробности...

Как выяснилось, Данка и Смоляковы были из одного табора, но почему-то Илья и Варька промолчали, и подробности Данкиного прошлого выяснились гораздо позже. Оказалось, что никакой вдовой она не была, а была «порченой» невестой, у которой рубашка после брачной ночи осталась белее снега. Разумеется, молодой муж отказался от потаскухи-жены. Разумеется, отказались от нее и родители, которым после такого позора и думать было нельзя о том, чтобы пристроить в этом же таборе остальных дочерей. Разумеется, цыгане перестали даже смотреть в сторону Данки. Пятнадцатилетняя девочка, избитая и опозоренная, за одну ночь оказалась одна на всем свете. Ей оставалось только уйти из табора неведомо куда. Что она и сделала. Полгода Данка бродила по городам и деревням, пробавляясь гаданием и пением на площадях. Притворялась вдовой, чтобы встречающиеся с ней цыгане не задавали лишних вопросов. А затем, оказавшись в Москве и встретившись на улице с Настей, рассудила, что в городе, где ее никто не знает, можно потихоньку начать новую жизнь. Как же Данке было угадать, что вечером того же дня она столкнется нос к носу с Ильей – лучшим другом своего несостоявшегося мужа! Яков Васильев не знал, что за разговор был у Данки с Ильей и почему последний никому не рассказал о Данкином позоре. Но факт оставался фактом: Илья промолчал, а уже на другой день у Данки был новый муж. В общем, через неделю она пела сольные партии в хоре.

Но если баба родилась шлюхой – шлюхой она останется до конца дней своих. Данка ушла от Кузьмы уже через полгода. Ушла к гитаристу из знаменитого ресторана «Яр» – к Федьке Соколову. С Федькой она тоже не зажилась, прыгнув на содержание к какому-то графу, после графа сошлась с купцом Курицыным, за ним последовал генерал немец Канцельберг, потом был еще кто-то... Разумеется, бабу можно понять: родни у Данки не было никакой, и ей приходилось самой заботиться о себе. Понимала же, что через десять-пятнадцать лет, когда красота подвянет, доходы ее в хоре резко сократятся, а потом и вовсе сойдут на нет. Единственное, о чем жалел Яков Васильев, так это о своем гитаристе Кузьме. Восемнадцатилетний мальчик, безумно влюбленный в жену, так и не смог оправиться после ее ухода – начал пить, сперва понемногу, а потом все больше и чаще. Через год начались запои, а через пять лет от Кузьмы в хоре уже не было никакого толку...

За спиной Якова Васильева послышался скрип двери. Хоревод, не поворачиваясь, спросил:

– Кто здесь?

Неслышно подошел и встал рядом племянник Митро, правая рука хоревода, красивый сорокапятилетний цыган со смуглым широкоскулым лицом и узкими, по-татарски разрезанными глазами.

– Тебе чего? – сухо спросил хоревод.

– Начинать пора, Яков Васильич.

– Начинайте.

– А ты что же?..

– Без меня с хором не справишься? Да не забудь, пусть твоя Маргитка спляшет, за нее купец Болотников заплатил.

Митро согласно кивнул, пошел обратно. Яков Васильев, обернувшись, проводил его взглядом.

...Слава богу, хоть у этого все хорошо сложилось. А могло бы тоже не ладно быть. До сих пор Яков Васильев благодарил бога за судьбу любимого племянника, почти сына, надежного помощника, которому старый хоревод рассчитывал передать хор. Митро, которого цыгане звали Арапо [3]за скуластое лицо и восточный разрез глаз, был старшим сыном сестры Якова Васильева Марьи. Марья Васильевна осталась вдовой, успев родить сына и шестерых дочерей, и воспитанием этой оравы занимался Яков Васильев, у которого, кроме Насти, детей не было.

Митро подавал большие надежды, рано начал играть на гитаре, в хоре стал прекрасным басом, к двадцати годам женился на цыганке из тульского хора, а к двадцати двум жены лишился. Ольга, всем казавшаяся хорошей и верной супругой, выкинула невероятный финт – сбежала от мужа к купцу Рябову, зеленоглазому богатырю, удивлявшему своими куролесничаньями всю Москву. Ольга прожила с Рябовым семь лет, родила ему двух детей, которые, впрочем, умерли во младенчестве, и, кажется, по-настоящему его любила. Митро же, несмотря на уговоры матери и Якова Васильева, жениться во второй раз не захотел, болтался по публичным домам и на все вопросы цыган о том, когда же наконец он решит обзавестись новой семьей, мрачно молчал. Ему шел уже двадцать восьмой год, когда по Москве прошла весть о внезапной смерти купца Рябова. Тут же сбежались наследники огромного рябовского состояния, и Ольгу, незаконную жену, несмотря на ее беременность, попросту выкинули за дверь.