Франсин Риверс - Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn] Страница 3

— Но что будет с тобой? — Завтра она выйдет на арену один на один со львами.

— Все в Божьих руках, Атрет. Он все усмотрит.

— Ты умрешь.

— «Вот, Он убивает меня, но я буду надеяться», — сказала Хадасса. Потом она улыбнулась ему. — Что ни делается — все к исполнению Его воли и для Его славы. Мне не страшно.

Атрет долго изучал ее лицо, потом кивнул головой, подавляя эмоции, которые разрывали его изнутри.

— Пусть будет так, как ты говоришь.

— Все будет по воле Господа.

— Я никогда тебя не забуду.

— И я тебя, — сказала она. Она объяснила ему, как разыскать апостола Иоанна, потом положила свою руку на руки Атрета и молча смотрела на него глазами, излучавшими мир и покой. — Ну а теперь иди из этой обители смерти и не оглядывайся.

Она вышла в темный коридор и позвала стражника.

Атрет стоял в коридоре с факелом в руке, когда пришел стражник и открыл дверь камеры Хадассы. В тот момент девушка еще раз повернулась к Атрету и посмотрела на него своими добрыми глазами.

— Да благословит и хранит тебя Господь, и да воссияет Его лик над тобой, и будет Он милостив к тебе. Пусть Он обратит Свой лик к тебе и даст тебе мир и покой, — сказала она с доброй улыбкой. Отвернувшись, она исчезла во мраке камеры.

Оттуда раздался шум приветствий заключенных, после чего дверь с глухим и непреклонным звуком захлопнулась.

СЕМЯ

Вот, вышел сеятель сеять…

1

Чувствуя невероятную усталость и стыд, Атрет решил, что с него хватит. Его физические и моральные силы были на пределе.

Как только Хадасса сказала ему, что его сын жив и что апостол Иоанн знает, где его найти, Атрет стал строить планы на будущее. Поскольку толпа преклонялась перед ним и не давала ему прохода, он не мог спокойно войти в Ефес, когда ему заблагорассудится, — нужно было дожидаться наступления темноты. Что он и сделал. Разыскать жилище апостола оказалось делом нетрудным — Хадасса все ему подробно объяснила — но даже в такое позднее время этот Божий человек был занят, утешая какого–то больного ребенка и выслушивая исповедь умирающего.

Атрет ждал Иоанна несколько часов, после чего ему передали от апостола, что тот собирается на утреннее собрание верующих на берегу реки. Рассердившись, Атрет последовал за ним и, в конце концов, оказался среди большого количества людей, собравшихся слушать, как Иоанн будет говорить об Иисусе Христе, их воскресшем Боге. Плотник из Галилеи… и Бог? Атрет решил не слушать Иоанна, а отойти в тихое место возле теревинфа, или терпентинного дерева, чтобы дождаться окончания служения.

И вот теперь он почувствовал, что больше ждать не может! Давно рассвело, солнце стояло уже высоко, а собравшиеся все пели песни хвалы своему Небесному Царю, рассказывали о том, как чудесным образом избавились от своих болезней, горестей, привычек и даже демонов! Он уже не мог всего этого слушать. Были среди них такие, кто зачем–то окунался в реку! Да что они все тут с ума сошли, что ли?

Встав, Атрет пошел к толпе и ткнул локтем одного из собравшихся.

— Сколько времени длятся эти собрания?

— Столько, сколько Дух будет побуждать нас к этому, — ответил тот, бегло взглянув на Атрета и снова вернувшись к пению.

Дух? Это еще что такое? Атрет привык к дисциплине, строгому режиму, к тому, чтобы все делалось по часам и минутам; он привык иметь дело с реальными фактами, поэтому слова этого человека были для него совершенно непонятными.

— А ты здесь первый раз…

— И последний, — оборвал Атрет собеседника и уже собрался было уйти. Верующий снова посмотрел на него, и по мере того, как он вглядывался в германца, улыбка на его лице становилась все шире. Глаза его округлились.

— Ты Атрет!

От ударившего в кровь адреналина Атрет напряг мускулы. Он видел перед собой только два пути — либо бежать, либо драться. Стиснув зубы, он решил идти до конца. Первый вариант был ему не по душе; он столько времени ждал, что теперь было просто глупо отступать.

«Глупец!» — распекал он себя. Лучше бы он молчал и терпеливо ждал в тени какого–нибудь дерева, а не привлекал к себе внимание. Но теперь уже было поздно.

Он стал придумывать оправдания своей ошибке. Мог ли он предполагать, что люди до сих пор его помнят? С тех пор как он покинул арену, прошло уже восемь месяцев. Вот он и подумал, что все о нем давно забыли.

Но очевидно, что у ефесян хорошая память.

При упоминании имени Атрета в его сторону стали оборачиваться и другие люди. Какая–то женщина, увидев его, вздрогнула и стала шептаться с теми, кто стоял с ней рядом. Весть о присутствии бывшего знаменитого гладиатора разлетелась, как разлетаются гонимые сильным ветром сухие листья. Люди обращали внимание на возникшее среди собравшихся оживление и тут же узнавали Атрета, поскольку ростом он был на голову выше остальных, да и светлые волосы его выдавали.

Он пробормотал слова проклятия.

— Это Атрет, — сказал еще кто–то, и германец почувствовал, как мурашки пробежали у него по спине. Атрет понимал, что ему следует уходить, и чем скорее, тем лучше, но его упрямство и ярость, которые были присущи ему едва ли не с рождения, взяли над ним верх. Он больше не римский раб и не сражающийся на арене гладиатор. Его жизнь теперь снова принадлежит ему! В чем разница между стенами роскошной виллы и стенами лудуса? И тут, и там он одинаково находился в плену.

«Время пришло!» — подумал он, чувствуя нарастающий гнев. Он узнает то, что ему нужно, и уйдет. И всякий, кто попробует его остановить, горько об этом пожалеет.

Расталкивая стоявших рядом людей, Атрет стал протискиваться вперед, сквозь толпу.

Люди вокруг него восторженно перешептывались.

— Дайте дорогу! Это Атрет. Он идет вперед! — воскликнул кто–то, и те, кто стоял впереди, прекратили петь, повернулись в сторону германца и уставились на него.

— Слава Господу!

Атрет лишь стиснул зубы, слыша усиливающийся вокруг него шум восторга. Даже после десяти лет сражений на арене германец не привык к тому фурору, который неизбежно вызывало в толпе его присутствие.

Серт, организатор зрелищ в Ефесе, который выкупил Атрета из римского большого лудуса, наслаждался реакцией толпы на присутствие самого дорогого гладиатора и не упускал случая заработать на этом немалые деньги. За большие взятки богатых покровителей этот ефесянин приводил Атрета на пиры. Другие гладиаторы наслаждались подобными почестями, стремясь получить все удовольствия, которые им могло дать такое времяпрепровождение, и расслабляясь перед смертью на арене. Атрет ел и пил на пирах очень осмотрительно. Он поставил перед собой цель выжить. Он вел себя сдержанно, не замечая своих хозяев и глядя на них с такой ненавистью и с таким презрением, что многие предпочитали держаться от него подальше.