Полина Федорова - Вологодская полонянка Страница 3

2

Поутру только и разговоров на сеидовом дворе, что о приезде свергнутого с казанского престола хана Ильхама. Будто Ильхам едва спасся и его чуть не задушил своими лапищами мурза Алиш Нарык, и спасением своим обязан хан беку Кул-Мамету который, рискуя собственной жизнью, вывел Ильхама подземным ходом из крепости. Говорили, что Ильхамовы братья Мелик-Тагир и Худай-Кул вместе с матерью их Фатимой и сестрами остались аманатами [6] в Казани, на что, похоже, Ильхам махнул рукой, раз приехал сюда просить у сеида помощи и войска. Хотя наложниц своих, в отличие от матери, с собой прихватил, не оставил в городе новому хану для телесного ублажения.

Сказывали также, что Мохаммед-Эмин, его младший сводный брат от ханым Нур-Салтан, которого изменники-карачи подняли в ханы, ставленник московского улубия Ибана («у Урусов для улубиев ихних, то бишь великих князей, верно, кроме Ибана да Басыла и имен-то других нет») и что будто бы Ибан уже вписал в свое титло Государь всех земель Казанских. Много еще чего говорили на сеидовом дворе, и во многом это являлось правдой. Правы урусы: на всяк роток не накинешь платок. Не сказывали только одного, что сеид Юсуф держал в тайне.

Ближе к полудню непоседливая Таира все же увидела бывшего казанского хана. Лицо его ей понравилось: оно было похоже на лики урусских святых с печальными глазами и бледной изможденной кожей, виденные ею как-то на обгорелых досках в слободе московитских полоняников.

К вечеру с Камы подул сильный ветер, и зашумели, заволновались окрестные леса. Кубар — дух грозы и дождя, впервые после долгой зимы метнул одну за другой несколько огненных стрел, расколол тяжелым копьем угрюмое небо, и полился на землю первый дождь, подтверждая, что пришло лето. Дождь был недолгим; через малое время снова развиднелось, и показалось закатное солнце, высветившее обновленную, сочную листву деревьев и ярко-зеленую траву. Таире нестерпимо захотелось промчаться по прибрежным лугам, дыша прохладной свежестью после дождя, и чтобы ветер в лицо и никого вокруг, а под копытами коня — древний Юл — дорога без начала, а стало быть, и без конца.

Она вышла из дворца, прошла на конюшню и, не обращая никакого внимания на дворцовых стражников, вывела со двора своего скакуна с булгарским именем Хум.

Когда через немалое время она вернулась, раскрасневшаяся, с еще горящими от испытанного восторга глазами, то застала в своей спаленке старую Айху-бике, первую свою воспитательницу и тетку по матери отца. Сказывали, что Айху семьдесят семь лет назад, когда ей только-только исполнилось пятнадцать, свел в полон из Чаллов страшный ушкуйный разбойник Анбал, коим и по сей день матери пугают своих непослушных детей. Говорили также, что, когда Анбал привез ее в свое ушкуйниково логово на берегу Камы и задумал овладеть ею, она приставила нож к своему горлу и сказала, если он сделает еще один шаг к ней, то она вмиг лишит себя жизни. Главарь ушкуйников посмотрел на нож, пристально взглянул в ее глаза и ушел, повелев никому из своей разбойной вольницы не дотрагиваться до решительной полонянки даже пальцем. Через год сардар [7] Субаш, заманив ушкуйников в западню, перебил почти всех и сжег их разбойничий стан. Айха была освобождена и вместе с Субашем пришла в Чаллы.

— Где тебя шайтан носит? — ворчливо накинулась на Таиру Айха, перестав, наконец, мерить мелкими старческими шажками спальню девушки. — Великий сеид дважды уже о тебе спрашивал. Идем.

— А он не говорил тебе, зачем хочет меня видеть? — беззаботно спросила Таира, переодеваясь. — Что-то случилось?

— Может, случилось, может, не случилось, о том один Всевышний ведает, — философски заключила апа. — Я же точно знаю одно: когда призывает к себе великий сеид, надлежит идти к нему и не задавать лишних вопросов.

Айха вдруг шмыгнула носом, чем насторожила Таиру.

— Ты знаешь, зачем меня призывает к себе брат? Говори!

— Да ничего я не знаю, — быстро отвела взор старушка. — И откуда мне знать?

— Ладно, — недоверчиво косясь на воспитательницу, произнесла Таира. — Идем.

Когда она вошла в покои брата, тот беседовал с сардаром чаллынских ополченцев Хамидом из славного рода Амиров. Увидев Таиру, мужчины замолчали, и Юсуф кивком головы приказал Хамиду выйти. Собрав с таскака — небольшого низкого столика для письма — какие-то бумажные свитки в кованный серебром ларец, Юсуф, откинувшись на горку подушек, произнес:

— Проходи, сестра.

Неслышно ступая мягкими ичигами по ворсистому ковру, Таира подошла и села напротив брата. Юсуф скользнул взглядом по золотым волосам, доставшимся ей, видно, от далеких булгарских предков, отметил про себя, что у сестры уже сглаживается присущая ее возрасту угловатость фигуры, и сказал, глядя прямо в карие глаза цвета лесного ореха:

— Тебе уже четырнадцать.

Таира удивленно вскинула маленькие луны бровей и произнесла с чувством, лишь отдаленно напоминающим смирение:

— Конечно.

— Многие девушки в твоем возрасте уже жены, — продолжал смотреть ей в глаза сеид.

— Ну и что? — спросила Таира, уже понимая, к чему клонит брат.

— Тебе тоже пора замуж. Ибо сказал Аллах: «Неженатые человеки подобны мертвецам».

Юсуф замолчал и отвел взор.

— Я слушаю тебя, великий сеид, — подчеркнуто покорно произнесла Таира.

— Готовься к свадьбе, сестра. Срок твой настал, — прервал молчание Юсуф. — Кроме того, это мое решение преследует благо для тебя и всей нашей державы, — придав голосу торжественность, продолжал сеид. — Твой жених — великий и могущественнейший избранник Всевышнего, хан Ильхам…

— Но он не хан уже, великий сеид. — Снова поползли вверх две крохотные луны. — Я слышала, теперь на престоле брат его младший, Мохаммед-Эмин.

— Ты много слышала, сестра, — перебирая четки, медленно промолвил Юсуф. — Но, как говорят урусы, ты лишь слышала звон, не ведая, откуда и зачем он. Сегодня Ильхам не хан, а завтра, глядишь, все изменится, и, слава Аллаху, он снова будет владеть ханским престолом. Так говорит мне Всевышний. Быть тебе ханбике державы Казанской. И не вздумай противиться моему решению, — с опаской взглянул на Таиру Юсуф, зная своенравный характер сестры. — Это — воля Аллаха.

— Я не противлюсь, великий сеид, — помолчав самое малое время, тихо ответила она.

— Ну вот и славно, — успокоенно произнес Юсуф, почти с благодарностью посмотрев на сестру. Однако в его взгляде промелькнуло еще нечто, то ли нежность, то ли жалость. Впрочем, Таире это могло и показаться…

3

Святое дело — брак. К тому же полезное и лучшее из всех благодеяний человеческих. Так написал бы пророк, ежели б умел писать. Но он сказал так, и этого довольно для истинных правоверных. Неженатый у татар равно что непьющий у русских. Отношение к таковскому недоверчивое и настороженное: то ли болен чем, то ли нищ или, что еще хуже, жаден, ежели не желает разориться на мехр. А ведь изрек Мохаммед пророк, что, если человек воздерживается от женитьбы — он-де, не мой. Такого мне, дескать, и даром не надобно, пусть он хоть десять раз на дню, заместо оговоренных пяти, хвалу мне превозносит. Да и что тут долго говорить, коли день свадьбы у человеков правоверных все равно что семь сотен ден поста и молитв.