Мэг Хатчинсон - Рыжеволосая бестия Страница 3

Опустив руку в выдвинутый ящик комода, Tea посмотрела на старшую сестру, которой всегда умела управлять. У Алисы были такие же волосы, может, немного темнее. Тот же золотой блеск тяжелых упругих прядей, вечно завязанных на затылке; полностью открытое лицо — правда, не такое миловидное, как у нее, но все же обладающее определенной притягательностью. Однако по-настоящему красивыми были глаза Алисы — печальные, цвета зимней фиалки, они могли заставить трепетать сердце любого мужчины, если бы она попыталась пустить их в дело. Но Алиса не пыталась. У старшей сестры не было привычки уходить из дому при каждом удобном случае, да и она, Tea, никогда не подталкивала ее к этому. То, что Алиса всегда была дома, вполне устраивало Tea. Если занимаешься зарабатыванием на жизнь для семьи, у тебя не должны быть связаны руки; более того, такое положение вещей давало Tea ту свободу, которой она могла пользоваться в полной мере.

Благодаря сгущающимся сумеркам напряжение, с которым сжались губы Tea, осталось незамеченным. Свобода! Именно ее она ставила превыше всего. Вырваться из вечной нищеты, когда денег хватает только на самое необходимое, оставить в прошлом дым и грязь Дарластона… не думать больше о новых обстоятельствах, которые с недавнего времени стали угрожать ей, — вот что такое свобода! Ее рука задержалась на краю открытого ящика. Решительный вдох. Нет, она не намерена заковывать себя в кандалы. Никогда!

Алиса смотрит на нее… точнее, она не сводит с нее глаз. Про себя Tea рассмеялась. Сестра, которую она всегда с легкостью заставляла поступать так, как это было выгодно ей самой, и на этот раз сослужит свою службу.

— Tea!

Взволнованный возглас лишь убедил младшую сестру в том, что она не ошиблась. Алиса выполнит то, что от нее требуется.

— Tea, что ты задумала? — с тревогой в голосе спросила Алиса.

Достав из ящика комода завернутый в простыню сверток, Tea посмотрела на сестру, и на ее губах заиграла усмешка. Битва, похоже, почти выиграна!

Пряча улыбку, Tea с напускной печалью покачала головой.

— Задумала? — эхом отозвалась она, глядя на Алису горящими глазами. — Я расскажу, что я собираюсь делать. Я поступлю именно так, как советуешь ты. Сама решу свои проблемы.

Беспокойство Алисы начало перерастать в страх. Она вглядывалась в лицо сестры, которая тоже неотрывно смотрела на нее. Эта странная улыбка, холодные глаза. Такую Tea она видела впервые. Девушка, которая всегда жила сегодняшним днем, вдруг задумалась о последствиях? Нет, этого не может быть! Внутренний голос подсказывал Алисе, что за внезапной уступчивостью кроется нечто бесконечно тревожное. Tea всегда терпеть не могла, когда ей отказывали, и сейчас вряд ли станет мириться с непокорностью сестры.

— Только ты, Алиса, в первую очередь должна знать, чего я не собираюсь делать!

От того, как спокойно были произнесены эти слова, от холодного ровного голоса Tea и без того взвинченные нервы Алисы напряглись до предела. Она посмотрела на сверток в руках сестры, потом на лицо Tea, излучающее радость победы, и ей стало жутко.

— Я не допущу, чтобы это… — Tea легко встряхнула сверток, — чтобы эта досадная ошибка испортила всю мою жизнь. Поэтому я избавлюсь от нее. Ты можешь не переживать: я сделаю так, чтобы никто его никогда не нашел… Только если по ночам тебя будет мучить бессонница, вспомни мои слова о том, что… мне никто и ничто не сможет помешать. Вспомни и то, что ты виновата в этом не меньше меня, поскольку не захотела мне помочь, хотя знала, что я собираюсь бросить этого… эту помеху… в первую же шахту, которая попадется мне на пути.

1

«…эту помеху в первую же шахту, которая попадется мне на пути…»

Эти слова были сказаны предельно открыто, без каких бы то ни было околичностей. Холодные глаза Tea давали понять, что она ни за что не откажется от своих намерений.

Сидя на кровати в той же комнате, Алиса Мейбери опять принялась вспоминать, как вечером, три года назад, ее сестра поклялась убить собственного ребенка ради того, чтобы не упустить шанс зажить новой беззаботной жизнью, в спокойствии и достатке.

«… в первую же шахту…»

Хладнокровная уверенность, прозвучавшая в этих словах, не позволила ей усомниться в решительности сестры, чем и воспользовалась Tea. Она просто положила шестимесячного ребенка обратно в ящик комода, где для него была устроена кроватка из подушки, и вышла из комнаты. Вот так, не сказав больше ни слова, не поцеловав ребенка, не попрощавшись с матерью, Tea взяла и оставила собственного сына, отвернулась от семьи, чтобы присоединиться к своему новому покровителю.

Как она могла так поступить? В глубине души снова возникло чувство презрения, с которым Алиса все это время боролась. Лучше было бы задаться вопросом, могла ли Tea поступить иначе? Ведь мать всегда и во всем потакала ей, а у отца после двенадцатичасовой смены в угольной шахте не оставалось никаких сил вникать в подробности их отношений, и он лишь улыбался. Неудивительно, что Tea привыкла к тому, что ее малейшие прихоти удовлетворялись, а все прегрешения, которых по мере взросления становилось все больше и больше, списывались на старшую сестру. Однако ни на одну сестру нельзя было списать тот грех, в результате которого Tea забеременела.

Заплетая в косу густые огненно-рыжие волосы, Алиса всматривалась в свое отражение в старом зеркале, висевшем на стене над шатким столиком для туалетных принадлежностей. Вдруг ей начало казаться, что отражение меняется, лицо в зеркале превращается в более юное, живое, сияющее от удовольствия.

«Эти ощущения невозможно описать…»

В отражении она внезапно увидела не себя, а сестру. Губы Tea растянулись в блаженной улыбке, глаза засияли.

«Ты не можешь себе представить, что испытывает женщина, когда мужчина сжимает ее в своих объятиях, каково это — ощущать исходящее от него тепло…»

От слов, всплывших в памяти, щеки Алисы вспыхнули огнем. Как Tea вообще могла о таком думать? Но она не только думала, она еще и говорила об этом вслух, и слова сестры не исчезли бесследно; до сих пор Алисе их нашептывала ночь, приносил с собой рассвет, а стоило отвлечься, потерять бдительность, и они начинали звучать в голове даже днем, заставляя краснеть от смущения и стыда.

Да, Алиса сгорала от стыда, ей было неловко, оттого что она слушала Tea. В отличие от нее, младшая сестра испытывала удовольствие, когда рассказывала о своих ощущениях.

«…это было удивительно…»

Как ни пыталась Алиса, она не могла противиться воспоминаниям. Ее пальцы задрожали, она выпустила из рук косу, и та упала ей на плечо. Словно пребывая в трансе, она смотрела на старое, в пятнах зеркало и видела в нем не себя, а смеющееся лицо сестры.