Мэдлин Хантер - Правила обольщения Страница 3

– Тебя так долго не было, – недовольно заметила Ирен, беря со стола шляпку. – И все же ее нельзя спасти, так что придется купить новую. Тимоти мне позволил.

– Наш брат с легкостью тратит деньги, – сказала Роузлин. – Чтобы твой дебют не разорил нас, надо экономить.

– Тимоти ни разу не упомянул об экономии, а ты все время твердишь об этом. Кроме того, этот сезон не сулит мне ничего хорошего, независимо от того, сколько у меня шляпок. – В голосе Ирен послышалась обида. – Меня не пригласят на самые лучшие балы. Друзья сказали мне об этом.

– Сезон у тебя все же будет, – заметила Роузлин. – Что для тебя предпочтительнее: быть сестрой преуспевающего банкира или дочерью обнищавшего сельского джентльмена? Благодари Бога, что наши братья вложили деньги в это предприятие. Если бы мы и сейчас жили в Оксфордшире, ты радовалась бы единственной новой шляпке в году. Да и ту выбирала бы очень придирчиво, вместо того чтобы купить три, из которых ни одна тебе не идет.

Алексия уселась между сестрами, надеясь, что это погасит начавшуюся перебранку. Ирен, самой младшей из сирот Лонгуорт, даже в голову не приходило благодарить судьбу за то, что восемь лет назад ее брат Бенджамин решил вложить деньги в развитие банка. Она видела только то, насколько низок ее статус, и воспринимала как должное роскошь, полученную взамен.

Роузлин, которой уже исполнилось двадцать пять лет, помнила худшие времена, когда их отцу пришлось продать за долги земли в Оксфордшире. Ее собственный дебют так и не состоялся, и надежды на брак оказались весьма призрачными. К тому моменту, когда дела брата пошли в гору и женихи выстроились в очередь, Роузлин стала слишком разборчивой и ко всему относилась скептически. По мнению Алексии, Роузлин возмущало то, что все эти молодые люди стремились жениться на ней только потому, что ее семья вдруг разбогатела.

– Можно заменить вот эту розовую атласную ленту на желтую, – сказала Алексия. – Посмотри-ка. Я могу немного подрезать солому по краям, и изгиб полей окажется ближе к лицу.

– Фу! Ненавижу переделанные шляпки, даже если их переделала ты. Возьми ее себе, если хочешь. Ты могла бы купить подходящее к ней платье, тогда больше не придется носить это, с завышенной талией. Скажу служанке, что отдала шляпку тебе, иначе она станет на нее претендовать.

Алексия неотрывно смотрела на перепутавшиеся в корзинке пестрые ленты, переливающиеся в лучах солнца. Ирен была совсем еще молодой, и брат избаловал ее, соря деньгами направо и налево.

В воздухе повисла напряженная тишина. Ирен взяла шляпку, повертела в руках и бросила на стол.

– Извинись, – угрожающе произнесла Роузлин. – Я уже подумываю о том, чтобы отправить тебя в деревню. Лондон вскружил тебе голову, и твое поведение стало не слишком привлекательным. Ты забыла, кто ты есть на самом деле.

– Ничего она не забыла, – резко бросила Алексия и тут же пожалела о сказанном. – Я тоже никогда не забывала, кто я. А ты не напоминаешь мне об этом лишь по доброте душевной. Все знают, что я завишу от вашей семьи – бедная родственница, которая должна испытывать благодарность за поношенные вещи младшей сестры, пожалованные с барского плеча. Каждым куском я обязана милости вашего брата.

– О, Алексия, я вовсе не хотела… – На лице Ирен отразилось раскаяние.

– Это неправда, – произнесла Роузлин. – Ты – одна из нас.

– Это правда. Но я давно привыкла к своему положению и не обижаюсь.

Но она обижалась. Старалась не обижаться, но ничего не могла с собой поделать. Смирение и благодарность, продиктованные ее положением, иногда покидали Алексию.

Положение бедной родственницы было предопределено, когда собственность семьи отошла к сыну двоюродного брата отца Алексии. Приглашения обосноваться в его доме от наследника не последовало, как и предполагал ее отец. Алексии едва исполнилось восемнадцать, когда она вынуждена была написать Лонгуортам – кузенам со стороны матери – с просьбой приютить ее у себя. Алексия не принесла в их дом ничего, кроме жалких двадцати фунтов в год и таланта к изготовлению дамских шляпок.

Бенджамин – старший из кузенов Лонгуорт – никогда не заставлял Алексию чувствовать себя обязанной, несмотря на то, что ее приезд совпал с его очередным рискованным предприятием, и в первый год семье было совсем нечего отложить на черный день. Только после смерти Бенджамина ее зависимое положение стало очевидно. Если Бен считал, что должен обеспечивать Алексию, как своих родных сестер, то Тимоти подобное даже в голову не приходило. Теперь она довольствовалась ролью консультанта, когда ее кузины наносили визиты лондонским модисткам. Тимоти воспринимал ее как обузу, в то время как Бен видел в ней…

Алексия заботливо хранила в душе память о любви, остром и глубоком чувстве, отзвуки которого болью отдавались в сердце. Для Бена она была дорогой сестрой и другом, а в последний год ей начало казаться, что он испытывает к ней нечто большее, чем дружеское расположение. Если лорд Хейден сказал правду, значит, она не ошиблась. Если бы Бен вернулся из Греции, он женился бы на ней. Алексия взяла в руки шляпку.

– Спасибо, Ирен. Я буду с удовольствием носить ее. Только теперь я выберу голубую ленту. Ни розовый, ни желтый цвет не подходят к моим волосам и облику.

Роузлин перехватила взгляд кузины, извиняясь за сестру. Глаза Алексии говорили: «Мой отец джентльмен, но теперь я оказалась здесь. Мне уже двадцать шесть лет, а у меня нет ни денег, ни будущего. Так уж устроен мир. Умоляю тебя, не надо меня жалеть».

– Кто это? – произнесла Ирен, прервав безмолвный диалог. – Вон там, в окне гостиной.

Роузлин обернулась как раз вовремя. Она успела заметить темные волосы и широкие плечи мужчины, тотчас же отошедшего от окна.

– У нас посетитель? Фолкнер должен был послать за мной.

Алексия взяла из корзинки розовую ленту.

– Он хотел поговорить с Тимоти. И очень просил, чтобы тебя не беспокоили.

– Но Тимоти болен.

– Он все-таки встал с постели.

Алексия сделала вид, что занята шляпкой, когда почувствовала на себе внимательный взгляд кузины.

– Кто этот человек? – спросила Роузлин.

– Ротуэлл.

– Лорд Эллиот Ротуэлл? Историк? Но почему…

– Его брат. Лорд Хейден Ротуэлл.

Глаза Ирен округлились. Она подпрыгнула и захлопала в ладоши.

– Он пришел сюда? Я сейчас упаду в обморок. Он такой красавец.

Роузлин нахмурилась и посмотрела на окно.

– О Господи.

– Вы пили, Лонгуорт, – произнес Хейден. – Достаточно и вы трезвы, чтобы выслушать меня и запомнить сказанное?

Лонгуорт удобно развалился на голубой оттоманке.

– Достаточно, черт возьми.