Джейн Кренц - Наваждение Страница 3

Два года спустя. Побережье Италии

— Итак, ты решил предать меня, — Морган Джадд стоял в дверях комнаты со старинными каменными сводами, служившей ему лабораторией. — Жаль. У нас с тобой так много общего, Сент-Ивс. Вместе мы могли бы создать союз, который привел бы нас к таким вершинам власти и могущества, которые тебе и не снились. Ты упустил щедрый дар судьбы. Но ты ведь не веришь в судьбу, правда?

Бакстер Сент-Ивс стиснул в руке треклятую записную книжку, только что им обнаруженную, и обернулся к Моргану.

Женщины находили в лице Джадда сходство с падшим ангелом. Черные вьющиеся волосы делали его похожим на поэта-романтика. Темные кудри обрамляли высокий умный лоб. Глаза были голубые и холодные, как лед.

Голос Моргана мог бы принадлежать и самому Люциферу. Глубокий, низкий, полный неуловимых оттенков и невысказанных обещаний, властности и всевозможных страстей, он звучал в оксфордском хоре, завораживал слушателей стихами, обольщал великосветских дам. Морган умело использовал его в своих целях, как, впрочем, и многое другое.

Он происходил из семьи, принадлежащей одному из самых знатных родов Англии. Но благородные черты не могли скрыть печальной правды его рождения.

Морган Джадд являлся незаконным сыном английского аристократа. Бакстер признавал, что в этом их судьбы действительно схожи. Другой точкой соприкосновения была общая страсть к химии, что стало причиной их сегодняшней полночной встречи.

— Рок и судьба — для поэтов-романтиков и сочинителей сентиментальных новелл. — Бакстёр поправил на носу очки в золотой оправе. — А я исследователь. Меня нисколько не интересует вся эта метафизическая чепуха. Но с одним я согласен: человек может продать свою душу дьяволу. Скажи, зачем ты это сделал, Морган?

— Ты имеешь в виду договор, который я заключил с Наполеоном? — Чувственный рот Моргана скривился в холодной усмешке.

Он сделал несколько шагов от двери и остановился посреди полутемной комнаты. Полы черного плаща, достигавшие голенищ до блеска начищенных сапог, колыхались, напоминая крылья огромной птицы.

— Да, — подтвердил Бакстер. — Я говорю о твоей сделке.

— Ну, в моем решении нет никакой мистики. Я должен был это сделать, чтобы выполнить свое предназначение.

— И ты способен предать родину ради этого сумасбродства — идеи великого предназначения, якобы уготованного тебе свыше?

— Я ничем не обязан Англии, кстати, ты тоже. В этой стране действуют законы и неписаные правила, которые не дают таким выдающимся людям, как мы с тобой, занять подобающее место в обществе. — Глаза Моргана холодно поблескивали в свете свечи. В голосе его слышалась глухая ярость. — Еще не поздно, Бакстер. Присоединяйся ко мне.

Бакстер небрежно тряхнул записной книжкой, которую все еще сжимал в руке.

— Ты хочешь, чтобы я помог тебе разработать всю эту химическую стряпню, которую Наполеон намерен использовать как оружие в борьбе с твоими согражданами? Да ты просто спятил!

— Я-то еще не сошел с ума, а вот ты и правда глупец. — Морган вытащил пистолет из складок своего плаща. — К тому же слепой, несмотря на очки. За Наполеоном — будущее!

Бакстер покачал головой:

— Он стремится к власти над всем миром. И это его погубит.

— Он человек, который понимает: судьба благоволит к тем, кто обладает умом и волей и кто никогда не упустит шанса. Более того, он верит в прогресс и единственный из европейских правителей осознал ценность и мощь науки.

— Мне известно, что он предоставляет огромные суммы денег тем, кто проводит эксперименты в области химии, физики и других естественных наук. — Бакстер не сводил глаз с пистолета Моргана. — Но то, что ты создашь здесь, в этой лаборатории, будет использовано в военных целях. Если тебе удастся синтезировать это вещество в больших количествах, англичане будут умирать мучительной смертью, задыхаясь ядовитыми парами. Неужели это нисколько тебя не заботит?

Морган рассмеялся. Смех его гулко отдавался под каменными сводами комнаты, словно кто-то ударил в огромный колокол.

— Нисколько.

— Значит, ты продал дьяволу свою честь и совесть, как и свою страну?

— Сент-Ивс, ты меня удивляешь. Когда ты наконец поймешь, что понятие чести существует лишь для тех, кто родился в законном браке?

— Я с тобой не согласен. — Сунув записную книжку под мышку, Бакстер снял очки и принялся не спеша протирать платком стекла. — Честь и совесть — качества, которые человек приобретает сам. — Он слегка усмехнулся. — Это немного напоминает твою концепцию судьбы и великого предназначения.

Взгляд Моргана стал жестким, в нем смешались презрение и холодная ярость.

— Честь существует для того, кто унаследовал власть и богатство, едва появившись на свет, просто потому, что у его матери хватило ума сначала получить брачное свидетельство, а уж потом раздвинуть ноги. Честь существует для джентльменов, подобных нашим высокородным отцам, которые завещали титул и наследство своим законным сыновьям, а незаконным не оставили ни гроша. Но для таких, как мы с тобой, понятия чести не существует.

— Знаешь, в чем твой главный недостаток? — Бакстер осторожно водрузил очки на нос. — Ты придаешь слишком большое значение всякой ерунде. Излишняя эмоциональность не к лицу химику.

— Черт тебя подери, Сент-Ивс. — Пальцы Моргана стиснули рукоятку пистолета. — С меня хватит — довольно я наслушался твоих нудных нравоучений. Если хочешь знать, твой самый главный недостаток в том, что тебе не хватает силы духа и дерзкой отваги, чтобы изменить свою судьбу.

Бакстер пожал плечами:

— Ну, если рок и судьба действительно существуют, тогда мое предназначение — быть самым скучнейшим занудой вплоть до того дня, когда я испущу дух.

— Боюсь, этот день уже настал. Не поверишь, но мне жаль убивать тебя. Ты единственный, кто мог бы по достоинству оценить мое открытие. Досадно, что тебя не будет в живых, когда я достигну всего, к чему стремился всю жизнь, и выполню свое великое предназначение.

— Предназначение — подумать только! Что за вздор! Должен заметить, что пристрастие к метафизике и всякой оккультной ерунде характеризует человека науки не с лучшей стороны. Когда-то ты занимался этим ради забавы. Что же заставило тебя поверить в эту чепуху?

— Глупец! — Морган прицелился и взвел курок.

Медлить больше нельзя. В отчаянии Бакстер ухватил со стола тяжелый подсвечник с горящей свечой и с размаху швырнул его на ближайший лабораторный стол, заваленный колбами и препаратами.

Железный подсвечник угодил в стеклянную колбу и разбил ее вдребезги. Бледно-зеленая жидкость выплеснулась на стол и потекла к все еще горящей свече.