Франсуа Деко - Приданое для Анжелики Страница 30

— Вы согласны?

Анжелика густо покраснела, опустила голову и ответила:

— Да.

Он ее ненавидел, как и она его. Но вариантов не было ни у него, ни у нее.

Свобода выбора появлялась только у тех вольнодумцев, которые готовы были сбросить со счетов так называемое общественное мнение. Но весь опыт жизни на Мартинике ясно говорил Анжелике, что оно-то и представляет собой самую большую опасность.

Едва мсье Кастена объявил сына от черной женщины своим, как его перестали приглашать в гости. Еще через полгода он был вынужден уехать с острова вместе со всей семьей. Их просто выдавили оттуда. Общество везде обязывало своих членов соблюдать некий неписаный свод правил. Так было и на Мартинике, и в Париже.

— Адриан, Анжелика! — подала голос Мария-Анна. — Я должна вас обоих предупредить: в моем доме небезопасно.

— Мария-Анна!.. — попытался остановить ее муж, но она оборвала его жестом, не терпящим возражений, и заявила:

— Молчи, Антуан, сейчас не время для церемоний. Ты и сам знаешь, с тех пор как выпустили из тюрьмы Годо, комиссары конвента могут объявиться здесь в самый неожиданный момент.

— Не беспокойтесь, мадам Лавуазье. — Адриан поднялся с кресла. — Я уже снял квартиру в центре и не вижу никаких препятствий к переезду туда Анжелики.

— Чем раньше, тем лучше, — подхватила мадам Лавуазье. — Я прикажу, чтобы немедленно собрали багаж.

Анжелика сидела как раздавленная. Ее уже ни о чем не спрашивали. Она даже подумала, что, наверное, точно так же жизнь обошлась с мадам Лавуазье, когда той было неполных тринадцать лет. Старшие все решали сами.

Но возразить было нечего.

Потом они буквально за полчаса добрались до квартиры, снятой специально для нее. Анжелика поднялась по шлифованным каменным ступенькам и вежливо кивнула швейцару, услужливо открывшему дверь. Потом она показала заметавшейся гувернантке, куда поставить багаж, собранный для нее мадам Лавуазье, и впервые мысленно примерила чужую фамилию на себя.

«Мадам Матье». — Нет, это звучало ужасно.

Адриан повел ее по комнатам, знакомя с обстановкой, а заодно, видимо, и с тем достатком, который будет ей принадлежать после развода, но Анжелика так и не сумела остановиться.

«Мадам Матье, мадам Матье, мадам Матье».

Она решительно не могла привыкнуть к этому чудовищному насилию над языком и смыслом происходящего.

— Нравится? — с плохо скрываемой ревностью и нотками раздражения поинтересовался Адриан.

Он хотел, чтобы она оценила результат его заботы, и уже знал, что этого не будет.

«Вот так они все и живут», — поняла Анжелика.

— Нет.

Жених насупился, а Анжелика вдруг почувствовала, что ей здесь не хватает воздуха.

— Я хочу в свет.

Брови Адриана удивленно поползли вверх.

— Так это…

— Кто во Франции первая дама? — поинтересовалась Анжелика. — Или у вас больше нет таковой?

— Мадам Ролан, — после небольшой заминки сказал жених и пожал плечами.

— Значит, вези меня к мадам Ролан, — потребовала Анжелика.

Ее здесь не устраивало абсолютно все. Она вовсе не была неблагодарной. Просто сама эта обязанность быть признательной и бесила ее больше всего. Кусок хлеба, протянутый в кибитке грязной рукой, не злил девушку, а этот дом сводил ее с ума.

«Другим заплачено», — подумала она, и эта мысль завела ее окончательно.

— Ну что, повезешь?

Адриан Матье, пытаясь сохранять независимость, с показным равнодушием хмыкнул и заявил:

— Поехали.

Охотник получил сведения о том, что Адриан Матье впервые отклонился от обычного маршрута, буквально через полчаса. В записке, доставленной посыльным, было указано все: маршрут, адрес и даже время прибытия в дом, не занесенный в сыскные списки. С Адрианом была девушка и какой-то багаж.

Девушка сама по себе не значила ничего. В Париже их много. Не важен был и дом сам по себе. Охотник знал, что спекулянты часто живут на самой грани закона, так что никому неизвестная, заранее снятая квартира — скорее норма, чем неожиданность. Но вот багаж…

«Нет, рано!» — решил он.

Да, можно было нагрянуть, досмотреть и допросить, даже с жандармерией и комиссарами конвента в качестве свиты. Но в девяти случаях из десяти это привело бы к провалу. Испуганный поднадзорный просто залег бы на дно и порвал все опасные контакты. Следовало просто расширить наблюдение. Если Охотник и наносил удар, то только один раз, первый и последний.

Анжелику трясло. Беды, пережитые ею на долгом пути от Короньи до Парижа, казалось, лишили девушку последних остатков самолюбия. Люди утрачивали жизни за деревянную статую на судне, за одно лишнее слово. Да и вообще в тех краях человеческое самолюбие было слишком дорогостоящей собственностью, почти никому не по карману.

Две недели тяжких размышлений в доме у мадам Лавуазье лишь закрепили новую картину мира. Анжелика вроде как оставалась самой собой — симпатичной, неглупой, выросшей в достатке девушкой. Но в перспективе она могла быть только вещью, личной игрушкой Адриана Матье, любящего сигары, попойки и катавшего шлюх по Сене. Неважно, в какие слова будет обернут этот чудовищный договор купли-продажи.

И вдруг переменилось все. Договор состоялся, но оказался совсем иным. Адриан вручил ей дом, обещал оформить брак, гарантировал свободу развода. Теперь он вез ее в свет, тот самый, ради которого она и пошла на все это.

И все-таки мечта, прекрасная, обещавшая ей целый мир, в которой любовники, настигнутые на полпути к пиратскому кораблю, обращаются в две скалы, была попрана. Погоня осталась далеко позади. Вместо превращения во что-то вечное и прекрасное ее ждала обычная торговая шхуна, присланная по контракту.

Экипаж остановился, к карете метнулся лакей. Он откинул ступеньку и ловко поймал медяк, лихо брошенный Адрианом. Затем были долгие пологие ступени и огромная зала, сияющая золотом.

— Позвольте представить, моя невеста Анжелика Беро. — Адриан подвел ее к не слишком красивой даме в годах, и девушка тут же утонула в этом изобилии невиданных кружев, изысканных слов и красноречивых взглядов.

Уже через пять минут, под руку с одной из законодательниц высокой парижской моды, она переходила от дивана к дивану, слушала, отвечала, подавала редкие реплики. К ночи количество вина, выпитого дамами, превысило все разумные пределы.

Тогда-то ей и задали главный и, как оказалось, не вполне невинный вопрос:

— Где вы остановились в Париже, мадемуазель Беро?

Анжелика задумчиво подняла брови. Она не знала своего нового адреса.

— Я не могу сказать, где это. Рядом, совсем неподалеку.