Джоанна Борн - Тайна куртизанки Страница 30

— В следующей деревне есть гостиница, — сказал лейтенант. — Приятное, респектабельное место. Мадам сможет там отдохнуть.

— Карл, я правда чувствую себя очень неважно…

— Глупости. Я хорошо разбираюсь в этих делах. — Грей выглядел невыносимо самодовольным. И в то же время незаметно поддерживал ее, успокаивая: — Совершенно естественный процесс не может принести тебе ни малейшего неудобства. Кобыл ведь не тошнит. Кошек не тошнит. И у женщин нет причин это делать. Я уже объяснял тебе, Аделина. На эту тему есть монография моего друга профессора Либермана, которую я почитаю тебе… Аделина, что ты делаешь?

Она вырвалась, ощупью прошла вдоль кареты и согнулась, прижав кулаки к животу. Кажется, она какое-то время не пила и не ела, но это не предотвратило отвратительный спазм.

— Я… мы вас больше не задерживаем.

Лейтенант поспешно ретировался. Казалось, все мушкетеры — и люди, и кони — были рады покинуть место действия. Копыта застучали по дороге. Но Грей все еще оставался баварцем:

— Аделина, если ты сосредоточишься, тебя не будет тошнить. Думай о чем-нибудь другом. — Он прикрывал ее от чужих взглядов и крепко держал, потому что она уже не могла стоять.

— Лисенок, это было чертовски убедительное представление. — Эйдриан явно устал. Он тоже говорил по-немецки.

Они благоразумны. Модуляция языка распространяется дальше, чем слова. Один из жандармов мог задержаться и услышать перемену в их голосах, если б они заговорили по-французски.

— Не ядом же мы ее поили. Эйдриан, дай мне… Хорошо. — Грей похлопал ее по лицу влажной салфеткой, — Все?

Она кивнула. Не потому, что ей было трудно говорить по-немецки. Она просто хотела умереть.

— Выпей это. — Грей что-то поднес к ее губам.

Нет! Она выбила стакан из его руки, услышав, как он упал на землю. Она слишком ослабела, чтобы бежать. Она могла только прислониться к карете и закрыть рот ладонью.

— Черт побери, Анник, там была просто вода.

Эйдриан, как всегда, лениво усмехнулся:

— Он говорит правду. Вся местность кишит вооруженными французами. Мы не можем загромождать карету бессознательными женщинами.

— Он не пытается тебя опоить, — сказал Дойл с козел.

— Он предоставляет это вам, герр Дойл. Вы сволочь, паршивая собака и предатель, вот вы кто! — Немецкий — прекрасный язык для ругательств.

— Нет, мисс, красивая молодая леди вроде тебя не должна знать таких слов, а тем более выражаться. Ну парни, вы собираетесь толпиться вокруг нее и болтать целый час? Сообщите мне, тогда я распрягу лошадей.

— Мы едем. — Грей снова перешел на французский. — Эйдриан, садись в карету, пока не упал.

— Всегда повинуюсь твоим приказам, о высокопоставленный.

— Анник… — Грей сжал ее пальцы вокруг чашки. Она была тяжелей и холодной. — Это вода. Просто вода. Конечно, у вас нет оснований мне верить, но я хочу, чтобы вы ее выпили.

Она совершенно беспомощна. А они такие умные. Эти трое, решительные, опытные, безжалостные. Грей самый опасный из них. Он заставил ее поверить, что хочет быть добрым. Каждую минуту ей приходилось бороться и напоминать себе, что он ее враг. Иногда он, возможно, и сам забывал это. Но победителю намного легче игнорировать реальность.

— Я все равно должна пить. У меня нет выбора.

В чашке была чистая вода, без привкуса, если не считать металла фляжки. И она выпила. Его рука на ее щеке — как упавший на нее цветок.

— Первый раз, когда я дал вам наркотик, это было неправильно. Мне следовало вам сказать. Позволить бороться со мной. Я сделал ошибку.

Мягкое прикосновение. Он уже делал это раньше. Воспоминания, как пузырьки, начали подниматься из глубины сознания.

— Я помню. Я лежала на одеяле рядом с вами. Хотела прикоснуться. Хотела…

— Пора ехать.

Но Анник помнила.

— Что я делала, когда спала? Что я делала с вами?

— Все это вам снилось. Иногда наркотики так действуют на женщин. Это ничего не значит.

А сны, жар, страсть и бесстыдство? Под действием наркотиков она становится шлюхой, когда спит. Даже тело предавало ее и толкало к англичанину. Это несправедливо.

— Я помню. Кое-что. — Его рука скользнула ей в волосы и остановила ее.

— Ничего не случилось. Если бы мы что-то делали, я бы вам сказал.

Она ничего не делала? Она помнила его запах, свой безудержный крик, помнила, как терлась об него.

— Я не думаю, что это лишь сон. На мне была ваша рубашка. Я хотела снять ее. Я хотела…

Она повернулась, чтобы прижаться к его запястью. Почувствовать его. Она даже не заметила, что делает это, пока Грей не отдернул руку.

— Давайте я посажу вас в карету. Вы ничего этого не хотите. Вам просто кажется. — Теперь в его голосе слышалось раздражение. — И вы сейчас заснете стоя.

— Грей, мы должны ехать. — Это Дойл.

Он, конечно, все слышал, и Эйдриан тоже. Она с таким же успехом могла бы раздеться догола, учитывая полную невозможность побыть одной.

— Я вас не хочу. И я не сплю.

— Тогда я не должен поднимать вас в карету. Вы можете забраться самостоятельно. Вот так. Эйдриан, не помогай, ты разбередишь свою рану.

Но Эйдриан втянул ее на сиденье. Она сделает ему выговор, когда проснется. Грей обнял ее.

— Где мы?

— В часе езды от Дортера.

— Я была там два года назад. — Анник попыталась вызвать из памяти карту этого места, но изображение меркло, потом исчезло. — Я была в деревнях контрабандистов. Пряталась.

Грей придвинулся ближе.

— Хорошее место. И от кого вы прятались два года назад?

— Восстание в Вандее. Последнее. Было… очень плохо. Я не могла поверить, что французские солдаты делали такое с французскими женщинами и детьми. Мне давали дикие приказы… — Все путалось у нее в голове. Осколки боли. Воспоминания. — Но я не подчинялась их приказам. Я не стала шпионить за несчастными людьми, убежала и спряталась. Они были очень злы на меня. — Анник потерлась о его руку. — Наркотики сделали меня слишком разговорчивой. Я должна помнить об этом.

— Здесь нет государственных тайн, Лисенок. Весь мир знает, что Наполеон сделал в Вандее.

— Но я все равно не должна много болтать, пока не прояснится голова. Вы знаете, что были совсем не похожи на себя, когда говорили по-немецки? Я даже на миг испугалась. Как будто в карете вдруг появился другой человек. Больше не делайте этого.

— Хорошо. Почему бы вам не поспать?

И она засыпала. То ли он снова давал ей наркотики, то ли еще действовала прежняя доза.

— Я помню, что мы делали вместе. И это было неприлично, я почти уверена. Я решу, как поступить, когда проснусь. Может, попытаюсь задушить вас еще раз. Хотя у вас красивое тело. Как у большого животного.

— Должно быть, вы провели сложные и весьма интересные ночи, — пробормотал Эйдриан.