Анн Голон - Анжелика. Путь в Версаль Страница 30

В доме на Королевской площади Анжелика наняла кухарку и еще одного слугу. В сопровождении Флипо, исполнявшего обязанности пажа, и кучера госпожа Моренс выглядела в обществе своих соседок более чем достойно. Барба и Жавотта носили индийские шали и кружевные чепцы, у обеих были золотые нательные крестики.

Но Анжелика прекрасно понимала: для высшего общества она по-прежнему оставалась разбогатевшей выскочкой, тогда как ей хотелось, чтобы знатные вельможи приняли ее в свой круг. Достичь намеченной цели можно было только в салонах квартала Маре, где правил разум, а не дворянский титул, и где честолюбивые мещанки на равных общались с аристократками.

Для начала Анжелика завела знакомство со своей соседкой, старой девой, занимавшей апартаменты этажом ниже. Эта дама помнила времена расцвета прециозной культуры и женских диспутов. Она встречалась с маркизой де Рамбуйе[17], посещала салон мадемуазель де Скюдери[18] и изъяснялась изысканно, хотя и немного старомодно.

Филонида де Паражонк говорила о семи видах любви и подразделяла вздохи на пять категорий. Она презирала мужчин, ненавидела Мольера, а плотскую любовь считала «узами дьявола».

Впрочем, ходили слухи, что в молодые годы Филонида не была мужененавистницей. Напротив, тогда она не только удостаивала посещениями привычную ей страну Нежности, но и заглядывала в королевство Кокетства, к тому же частенько наносила визиты в его столицу Наслаждение. Закатывая выцветшие глаза, она признавалась: «Мое бедное сердце истерзано любовью!»

— Если бы только сердце! — ворчал Одиже, не одобрявший приятельские отношения Анжелики и престарелой жеманницы. — Но к чему вам еще и ученость? Знаете, в наших краях есть добрая поговорка: «Женщина знает достаточно, если она может отличить рубашку мужа от его камзола».

В ответ Анжелика шаловливо смеялась, и этого было достаточно, чтобы Одиже смирялся.

Вместе с мадемуазель де Паражонк мадам Моренс начала посещать Драгоценный дворец, за три пистоля записавшись в число его постоянных гостей.

Во Дворце собирался «весь цвет Парижа»: дамы среднего достатка, духовные лица, молодые ученые, провинциалы. Афиша сулила заманчивые перспективы:

«Мы обещаем всего за три пистоля целых три месяца, с первого дня января до середины Великого поста, забавлять вас всяческими развлечениями, которые только может вообразить здравомыслящий человек.

По понедельникам и субботам: бал и комедия; подаются бесплатные лимонад и апельсины из Португалии.

По вторникам: концерт. Лютня, вокал, музыкальные инструменты.

По средам: лекция по философии.

По четвергам: чтение газет и новых пьес. Обсуждение.

По пятницам: любопытные теории. Обсуждение».

Чтобы дамы не тревожились по поводу позднего возвращения домой, организаторы предусмотрительно сообщали:

«Особам, которые заботятся о сохранности своих денег, драгоценностей и генуэзских кружев, мы предоставим надежный эскорт. Мы обсудим эту проблему с парижскими мошенниками, которые выдадут нашим гостям надежные пропуска, позволяющие гулять по городу в любое время суток в полной безопасности. Ведь эти господа давно показали, что, если снабдить их деньгами, у них хватит богобоязненности, чтобы сдержать свое слово».

Драгоценный дворец приглашал для своих посетителей именитых докладчиков. Например, о комете, которая в 1665 году очень взволновала парижан, здесь рассказывал профессор математики Королевского коллежа Роберваль[19].

Здесь обсуждали разливы Нила, сердечные привязанности, а также природу света[20] и вопрос о том, окружает ли нас пустота или же воздух имеет вес.

Анжелика заметила, что во время научных дискуссий она страдает, как грешница в аду. Услышав то или иное ученое слово, она вздрагивала, потому что ей казалось, что она снова слышит увлеченный голос Жоффрея де Пейрака и видит, как вспыхивает огонь в его глазах.

— Я слишком глупа, — пожаловалась она однажды мадемуазель де Паражонк. — Все эти серьезные вопросы пугают меня, я бы предпочла ходить в Драгоценный дворец только на балы и концерты.

— Ваша душа слишком глубоко увязла в материи, — огорчилась престарелая мадемуазель. — Как же вы сможете блистать в салонах, если не поймете, о чем там беседуют? Вы не желаете разбираться ни в философии, ни в механике, ни в астрономии, вы даже не умеете слагать стихи! Что же тогда остается?.. Пожалуй, только благочестие. Вы читали хотя бы святого Павла и святого Августина? Вот настоящие труженики во славу воли Божьей. Я дам вам их книги.

Но Анжелика отказалась от трудов святых Павла и Августина, и даже от книги мадемуазель де Гурне «О равенстве мужчин и женщин»[21], где она могла бы почерпнуть множество доводов в пику безапелляционным заявлениям Одиже.

Вместо этого она увлеченно, хоть и украдкой, изучала «Трактат о жеманстве и об умении хорошо выглядеть» мадемуазель де Кентен и «Искусство нравиться при дворе» мадемуазель де Круасси. Анжелика пыталась понять, что за публика посещает салоны, этот незнакомый мир, который станет следующим шагом на пути к намеченной цели. Она еще сама не до конца сознавала, чего именно добивается, но надеялась обрести саму себя и дать своим мальчикам имя, достойное их происхождения. Пользуясь покровительством мадемуазель Паражонк, которую высоко ценили почитатели изысканной словесности и французского языка, Анжелика старалась держаться скромно и неприметно. И была права, ведь ее яркая красота вызывала опасения у избранного общества завсегдатаев салонов. Все знали, что отчеты об этих ученых заседаниях удостоены чести печататься на страницах «La Gazette»[22], которую любил читать сам король.

— Вы вдова? — спросила Филонида Анжелику в одну из первых встреч.

Занеся гусиное перо над записной книжкой, жеманница собиралась внести имя своей новой подопечной в список приглашенных на «дамский ужин».

Анжелика поспешно возразила:

— Нет! Нет, я не вдова!

Ей казалось, что утвердительный ответ на этот неожиданный вопрос оборвет последнюю ниточку, связывающую ее с любимым, который продолжал жить в ее памяти.

— Будете! — решила несколько обескураженная, но ничуть не удивленная мадемуазель де Паражонк. — Скажем так: вы не находитесь под опекой мужа, ни живого, ни мертвого. Но не следует забывать, что у вас двое детей в добром здравии, которых вы без стеснения показываете окружающим.