Жюльетта Бенцони - Король нищих Страница 31

На этот раз мадемуазель д'Отфор сдалась. Зло свершилось и сделало свое. Об этом свидетельствовали внезапно побледневшее хорошенькое личико Сильви, ее глаза, из которых готовы были брызнуть слезы. Она нашла первый подходящий предлог и отправилась к себе. Мари за ней не пошла, предпочитая дать ей спокойно выплакаться; когда гости замка разошлись готовиться к ужину, она села за письменный столик, быстро исписала бумагу крупным решительным почерком, потом присыпала лист песком и сложила, поставив на конверт свою гербовую печать; затем позвонила камеристке, чтобы та вызвала старого дворецкого, которому она протянула письмо и приказала:

— Пошлите с конным курьером! Это послание надо срочно доставить в Париж!

После этого Мари ненадолго задумалась и уверенно направилась к комнате Сильви, что соседствовала с ее комнатой. Она вошла без стука, ожидая найти Сильви, без сил лежащую на кровати и безутешно плачущую. То, что она увидела, хотя и было не столь драматично, но все-таки раздирало душу:

Сильви сидела перед открытым окном, безвольно опустив руки на колени, и смотрела вдаль, а по ее щекам, словно бесшумные ручейки, стекали крупные слезы. Она не слышала, как вошла подруга, и не повернула головы, когда та опустилась рядом на скамью.

— Он ведь мужчина, Сильви, — прошептала Мари. — И мужчина молодой, пылкий. Это предполагает определенные потребности. Ваша ошибка в том, что в своем сердце вы сделали его богом…

— Вы прекрасно знаете, что нельзя помешать своему сердцу биться ради того, кто ему дорог. /I давно знаю, что создана для того, чтобы его любить. Вы сами…

— Верно! Он мне нравился, но, по-моему, это не заходило слишком далеко. Кстати, я ему об этом сказала! Его такое мужское отношение к моему признанию стало для меня полезным уроком! Он и не предполагал, что я могу питать к нему слабость, но, узнав одновременно и о моей слабости, и о ее нсчезновении, сразу стал находить меня более привлекательной. Вам тоже следовало бы попробовать пустить в ход подобные женские уловки.

— Вы хотите, чтобы я полюбила другого? Это невозможно!

— Было бы лучше, если бы когда-нибудь это случилось. Не будете же вы всю свою жизнь стоять на обочине его дороги, страдая и от его счастья, и от его горя? Что бы вы ни думали, связь с Монбазон не кажется мне слишком серьезной. Насколько я знаю Франсуа, это скорее вызов королеве, потому что она снова беременна, но не от него.

— Вы так считаете? — повернулась к ней Сильви.

— Это всего лишь предположение, и оно не дает вам даже малейшей надежды. Что вы будете говорить, что будете делать, если он женится? Совсем недавно Франсуа разыгрывал из себя жениха мадемуазель де Бурбон-Конде, которая очень красива. Кардинал воспротивился этому браку, стремясь не допустить соединения двух групп опасных заговорщиков, но есть и другие партии, достойные герцога де Бофора. Ко всему прочему он принц крови.

Сильви отвела глаза.

— Ни к чему напоминать мне, что он всегда будет так же недоступен для меня, как башня Пуатье в замке Вандом в те времена, когда я была маленькой. Он оставлял меня у лестницы, и я дала себе слово вырасти такой большой, чтобы добраться до него, стоявшего на самом верху в сиянии света. И видите, где я оказалась: я пала ниже, чем раньше, теперь, помимо моего скромного происхождения, я еще и обесчещена…

Мари резко встала, схватила Сильви за плечи, тоже заставив ее подняться, и яростно встряхнула:

— Я не желаю больше слышать об этом! Это смешно, ибо, поймите же, обесчестить человека способно лишь зло, которое мы совершаем по собственной воле. Вы стали жертвой чудовища и гнусного заговора. Мужчина, за которого вас насильно выдали замуж, мертв, место преступления уничтожил огонь…

— Но уцелел палач! Он жив. Он под защитой кардинала и может уничтожить меня, когда пожелает…

— Нет. Его жизнь полностью зависит от жизни его господина! В тот день, когда Ришелье умрет, умрет и его слуга. Постарайтесь больше не думать об этом и смотрите с надеждой в будущее. А этот гнусный злодей принадлежит прошлому, которого мы с Божьей помощью навсегда сотрем из памяти!

Порывистым движением Мари привлекла к себе молодую женщину и сжала ее в объятиях.

— И вы снова оживете, вы вновь увидите солнце… или я больше не Аврора!

Она выпустила Сильви, поцеловала ее в щеку и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью, что всегда служило у Мари признаком большой решительности.

Отрезанная от королевского двора и его интриг, мадемуазель д'Отфор не знала, что король отправил молодого герцога де Фонсома к его сестре, герцогине Савойской, в то время уединенно жившей в Шамбери, тогда как граф д'Аркур изгонял имперские войска из Турина. Поэтому герцога де Фонсома в Париже не оказалось, когда пришел зов о помощи, адресованный ему Мари. Она не сомневалась, что герцог немедленно примчится к ним. Время шло, но, увы, герцог не подавал признаков жизни.

Наступила осень, но даже рождение второго сына Франции не могло склонить госпожу де Ла Флот отправиться в Сен-Жермен.

— Если они прогоняют мою внучку, то прогоняют и меня, — заявила она. — Это избавит короля от необходимости строить при встрече со мной постную мину…

— Это смешно! Королева вас любит, и, говорят, король очень радуется рождению второго сына, — заметила Мари.

— Кстати, вы не находите все это забавным? Король был в очень мрачном настроении, когда родился дофин, а сейчас спятил от радости! Наверное, потому, что этот младенец такой же чернявый, как он сам, а у дофина волосы золотистые, как у матери, и…

— Не уходите от темы разговора! Я считаю, что ваш долг — ехать ко двору…

— Чтобы защищать там ваше дело? Действовать подобным образом на вас не похоже. Мари. Где же ваша гордость?

Неожиданный приступ гнева заставил Аврору покраснеть.

— Вам не следовало бы даже думать об этом. Я не из тех, кто клянчит. Я вернусь с воинскими почестями или без них… Но наша семья обязана присутствовать при великих событиях в жизни королевства.

— Она вполне пристойно будет представлена вашей сестрой д'Эскар и вашим братом Жилем. А я игнорирую двор!

Зная, что бабушка столь же упряма, как и она сама, Мари не стала настаивать, очень довольная в глубине души, что вся неистощимая бабушкина нежность отдана ей. С отъездом бабушки в Париж огромный замок совсем опустел бы, оставив ее и Сильви в одиночестве. Мари даже обрадовалась, когда пришла зима и придворные интриги — она была вынуждена признаться, что их ей очень не хватало! — снова коснулись ее при странных обстоятельствах.

В этот вечер три женщины уже собирались ужинать с намерением не засиживаться допоздна и рано лечь спать после утомительного дня: Мари несколько часов охотилась, гоняясь за кабаном, который опустошал угодья, а госпожа де Ла Флот и Сильви ездили в Ла-Пуасоньер. Внезапно из темноты донесся стук копыт галопом скачущей лошади, который все приближался и замер у парадного входа; потом по каменным плитам вестибюля застучали сапоги, и наконец властная рука всадника настежь распахнула створчатую дверь, прежде чем о его приходе успел объявить старый дворецкий.