Лора Ли Гурк - Супружеское ложе Страница 31

Эти слова ранили Джона. Жестоко. Глубоко. Но он не пожелал показать Виоле, насколько сильно задет.

— Как ни странно, дорогая, я не могу придумать ни одной остроумной реплики. И мне в голову не приходит попытаться рассмешить тебя. Жаль, конечно, но я не могу. И мне нечего сказать о Пегги, Энн, Элси и любой другой женщине, с которой крутил романы. Тебе придется смириться с тем, что все было именно так.

— Ну да, понять и простить? Весьма удобно для тебя!

— Хочешь, чтобы я подробно рассказал о Пегги, чтобы ты еще сильнее стала меня презирать? — раздраженно спросил он, изнемогая от бесплодности этого разговора. — Ты этого хочешь?

Виола не ответила.

— Кое-кто из женщин, с которыми я флиртовал, совершенно мне безразличны, — продолжал он, уязвленный ее молчанием. — Вроде Энн Помрой. Она использовала меня, я использовал ее. Неприятно, но это так. А вот Пегги была другой. У нас с ней много общего. Поэтому мы и сошлись. Одиночество наших пустых, бессмысленных, разумных браков.

Боль исказила лицо Виолы, боль, которая отразилась и в его глазах. Но Джон не остановился.

— Мы с Пегги утешали друг друга. Поверь, мы оба нуждались в утешении.

— Не нужно! — простонала она, зажав уши руками. — Я не хочу этого слышать!

— Ты должна все выслушать, поскольку постоянно осыпаешь меня упреками. Мы с Пегги были любовниками чуть больше года. Она была веселым компаньоном и теплой, любящей женщиной. И мы оба наслаждались нашими отношениями. Пока они длились.

— Отвратительно уже то, что мне приходится повсюду сталкиваться с твоими любовницами. Я не обязана стоять здесь и слушать, как ты поешь им дифирамбы.

Виола попыталась обойти мужа, но Джон загородил ей дорогу.

— Почему нет? Или это действительно тревожит тебя? — Он вдруг понял, как безжалостно мучает ее, но упрямо продолжал говорить, чувствуя, что жесток, что… черт побери, виновен во всем! — Разве Снежные королевы нуждаются в ком-то?

Виола отвернула лицо, но ему был виден ее профиль. Он заметил, как дрогнули ее губы и сжались в, тонкую жесткую линию.

— Я мог бы сказать, что связь с Пегги ничего не значила, потому что именно это обычно говорят мужчины своим женам, но в данном случае я солгал бы.

— Можно подумать, тебе так трудно лгать!

— Но для меня она значила много. Только это была не любовь, даже близко не напоминало любовь. Просто два одиноких человека искренне симпатизировали друг другу и нуждались в тепле и доброте.

— Пегги Дарвин была влюблена в тебя!

— Вздор!

— Это не вздор. Она с ума сходила по тебе, и все это знают. Все, кроме тебя.

Виола попыталась отвернуться, но Джон схватил ее за плечи.

— Это не любовь, Виола, это совсем другое — вожделение, потребность поговорить с кем-то, найти утешение в чьих-то объятиях, и больше ничего.

Виола недоверчиво покачала головой, но ничего не сказала. Джон сжал ее подбородок, повернул лицом к себе и увидел влажную дорожку на щеке. Слеза упала на руку и обожгла кожу.

— Иисусе всемогущий!

Он отпустил Виолу и прижался спиной к окну, ненавидя ее за восемь лет отчуждения между ними, но еще больше ненавидя себя за то, что дал ей столько причин для этого отчуждения.

— Чего ты хочешь от меня? Дьявол все побери, женщина, чего ты хочешь?!

— Абсолютно ничего. Это ты все время чего-то от меня хочешь. То, чего я не могу дать. Все кончено, Джон, и ты ничего не можешь вернуть. Некоторые вещи попросту не поддаются исправлению. — С этими словами она повернулась и побежала к двери.

— Сколько раз мне повторять: я ничего не могу поделать с прошлым!

— Можешь.

Она остановилась в дверях и повернулась.

— Ты можешь извлечь урок из прошлого. Как я. Я научилась никогда больше тебе не доверять.

Джон не успел ответить, как Виола исчезла. Он снова прислонился к окну и с рассеянным видом смотрел на ее кровать, на светло-розовое покрывало и пышные подушки. В голове его звучал прежний смех Виолы. Он бы оклеил розовыми обоями стены всех комнат в домах, которыми владел, если бы только это могло вызвать улыбку на ее лице. Если бы этим можно было чего-то добиться. Но разве этим чего-то добьешься?

Он повернулся спиной к кровати и уставился в окно.

— Черт побери, — пробормотал он, жалея о резких словах, сказанных минуту назад. — Черт, черт, черт…

Они столько раз заходили в тот тупик, где Виола была холодной, а он озлобленным, где она была обиженной стороной, и он тоже был обижен, где она не могла простить, а он посылал все к черту.

Тогда Джон покинул Виолу и нашел женщин, не судивших его, готовых вступать в необременительные связи, не презиравших, не стремившихся как можно больнее уязвить. Возможно, она права и ничего нельзя исправить. Что бы он ни сказал, ни сделал, ни пытался сделать, этого оказывалось недостаточно. Он мог принять обет целомудрия, уйти в монастырь, но и этого будет недостаточно. Пока он живет и дышит, этого будет недостаточно, по крайней мере для Виолы.

Под окном прошла парочка, и он сразу их узнал: герцог и герцогиня Тремор. Они шли по тропинке овального парка, и Тремор толкал перед собой детскую коляску. Они гуляют с малышом Николасом! Позади, в нескольких шагах трусила няня Бэкхем.

Они остановились у скамьи литого железа. Герцогиня подняла малыша, уселась и поставила его на колени, крепко держа за талию. Муж устроился рядом и положил руку на спинку скамьи. Обычная супружеская пара, которой повезло в браке настолько, что они чувствуют себя свободно в обществе друг друга, смеются, болтают и возят крошку-сына на прогулку в парк. Они — одна семья.

И тут в парке появилась Виола. Шляпу она держала в руке, и рыжеватые волосы сияли на солнце настоящим золотом. Она остановилась перед скамьей, бросила шляпу на траву, взяла Николаса у матери, подняла высоко над головой и стала медленно кружить, откинув голову и смеясь.

Что-то ударило Джона в грудь, твердое и неумолимое, как кулак.

Он попытался отвернуться, но застыл как парализованный, глядя на жену, державшую младенца, который не был его сыном. Он никогда еще не чувствовал себя более беспомощным, более рассерженным и более несчастным. Может, ему следовало сказать это Виоле? Нет никаких сомнений, что его боль станет для нее огромным утешением.

— Господи, как же он вырос! — Виола прижала малыша к себе и уселась рядом с невесткой. — Теперь я уже не могу долго держать его на весу!

— Но он обожает, когда ты вот так играешь с ним!

Дафна потянулась к ребенку, но Виола отвернулась, не давая ей взять Николаса.

— Разреши мне немного подержать его, — взмолилась она. — Сегодня я впервые за день взяла его на руки!