Кимберли Кейтс - Утренняя песня Страница 31

Совершила ли она нечто необратимое вчерашней ночью, когда не устояла перед Остеном?

Возможно ли, что Остен Данте потерял голову так же, как она? Что так же, как она, был околдован и смущен? Или он просто хотел получить желаемое?

Что он думает о ней? И как они будут теперь работать часами в музыкальной комнате?

Она содрогнулась. Придется объяснить ему, что вчерашняя ночь была ошибкой. Что они оба устали. А она, тронутая тем, что он подарил ей бриллиант, совершенно забылась.

В первый раз в жизни она собиралась поступить по велению сердца.

Она крепко прижала руки к груди, словно для того, чтобы ослабить эти предательские чувства. Нужно немедленно спуститься и встретиться с Данте. Преодолев неловкость, установить разумные правила и границы, чтобы ничего подобного больше не повторилось.

Она пойдет к Остену, расскажет ему о своих ощущениях, объяснит, почему позволила ему прошлой ночью такие вольности, почему никогда больше не должна так поступать.

А какие именно причины могут на это быть? Этот мужчина, должно быть, знает, что нравится ей. И он верит, что она была любовницей другого мужчины и родила тому незаконного ребенка.

Он предоставил им с Пипом пищу и кров в надежде на то, что она будет записывать его музыку. И все же это была еще одна ложь, еще один обман, еще одно обязательство, которое она не могла выполнить.

Не должен ли Остен Данте получить нечто настоящее в обмен на свое великодушие?

Ее щеки горели. О чем она думает? Неужели о том, чтобы отдаться этому человеку в благодарность за его великодушие?

Она презирала себя за то, что в глубине души сама хотела войти в комнату Остена Данте, стащить с его плеч атласный халат, позволить ему уложить себя на мягкую постель и заняться с ним любовью. Запечатлеть в памяти каждую линию тела, каждый поцелуй, каждый вздох, чтобы, когда ей придется покинуть Рейвенскар, унести их с собой, как некое сокровище.

Это было правдой. Она потеряла голову. Но единственное, что можно было сделать, – это спуститься в музыкальную комнату и дать понять Остену, что больше таких неожиданных встреч не будет. Они слишком опасны, учитывая, что есть человек, который гонится за ней и сыном.

Более того, они опасны для сердца Ханны. Обладая такой красотой, от которой перехватывает дыхание, обаянием, а также положением в обществе и богатством, Остен Данте вскоре разочаруется в ней. И их связь прекратится. Но она не сможет позволить себе такое удовольствие. Слишком много горя ей пришлось пережить.

Пригладив руками выцветшее платье, она решительно направилась в музыкальную комнату. Но оттуда не доносилось ни единого звука.

В комнате никого не было, в камине ни огонька.

В коридоре раздались шаги, и Ханна замерла, а когда обернулась, увидела человека, которого можно было бы принять за римского сенатора, живи он во времена Юлия Цезаря. Одетый в костюм для верховой езды, держа под мышкой узорчатый серебряный хлыст, он смотрел на нее с неприязнью. Ханна никогда его не видела.

– Простите, я искала мистера Данте.

– Он уехал еще до рассвета в Лондон.

– В Лондон? Но он не упоминал... то есть он ничего мне не сказал о...

Она запнулась, немного смутившись под пронзительным взглядом этого человека. Боже, неужели Остен так расстроен случившимся, что поспешил от нее скрыться?

– Если мистер Данте не считает необходимым обсуждать отъезд с управляющим, который заботится о его землях, то едва ли будет разъяснять свои планы слуге вашего ранга, мадам.

– Мы не встречались, сэр.

– Я Уильям Аттик, кузен мистера Данте и его управляющий. Веду дела поместья и контролирую все, начиная со столба для ворот ценой пять шиллингов и заканчивая теми тысячами фунтов, которых стоит ведение здешнего хозяйства. Не трудитесь представляться. Я знаю, что вы мисс Грейстон. – Он насмешливо улыбнулся. – Я рекомендовал бы вам не заблуждаться насчет положения, которое я занимаю в доме. Мистер Данте поторопился нанять вас без моего ведома, я же не считаю возможным брать в услужение нищих с улицы. И как только вы дадите мне повод, я с большим удовольствием выброшу вас на дорогу, откуда вы явились.

Ханна вскинула подбородок.

– Не думаю, что мое положение настолько непрочно. Как раз вчера вечером мистер Данте попросил меня остаться. Вам не известно, когда он вернется в Рейвенскар?

Слуга осуждающе поджал губы.

– Когда пожелает. Это могут быть дни. Недели. Месяцы. Каждый год мистер Данте устраивает в конце июля праздник для арендаторов и часто на нем присутствует. Если это его развлекает.

Ханна была поражена. Он вернется, когда ему надоест развлекаться? Девушка была смущена и разочарована. Почему он ей ничего не сказал?

Но разве он обязан? У нее нет прав на Остена Данте. Она едва его знает.

Но куда он поехал? Зачем? И почему вдруг она почувствовала себя такой одинокой и брошенной?

Неужели она любит его?

Ханна бросилась в сад, чтобы скрыть свой внезапный страх перед пронзительным взглядом Аттика.

Зайдя за поросль азалий, она опустилась на каменную скамью. Сердце билось, ее объял ужас.

Гром небесный, что она наделала?

Остен проводил взглядом стряпчего, который скрылся за дверью, и остался наедине с человеком, развалившимся в кресле. Стряпчий, преданный друг семьи, поручился за этого человека.

У Толливера Хокли были непомерно длинные ноги и изможденное лицо.

– Насколько я понимаю, вы полицейский с Боу-стрит? – поинтересовался Данте, наливая себе стаканчик бренди из запасов стряпчего. – Говорят, вы расследовали несколько сложных дел.

– Я работаю на Боу-стрит последние восемь лет, а также выполняю частные поручения.

– Неужели?

– Герцогиня Тетбери наняла меня для поимки негодяев, укравших ее драгоценности. Я уличил лакея, отравившего графа Клера. К моим услугам часто прибегает «Миллз банк».

– Видимо, вам нравится ваша работа?

– Вы спросили – я ответил. Думаю, вы хотите нанять человека, имеющего опыт работы в этой области, иначе меня сюда не позвали бы.

В этом человеке было что-то отталкивающее. Вначале это смутило Данте, даже встревожило, но, поразмыслив, он решил, что человек с такой профессией просто не может быть другим. И все же лучше сразу обозначить границы.

– Мистер Хокли, знаю по опыту, что самое опасное – это болтливый язык. Могу ли я рассчитывать на ваше молчание? Я пригласил вас сюда, чтобы обсудить одно деликатное дело, которое надо сохранить в тайне. Я хорошо заплачу.

– Этого можно было не говорить. – Хокли расплылся в самодовольной улыбке. – Я пользуюсь таким спросом, что беру самые высокие гонорары. Так что публиковать в «Таймс» объявление о вашем деле не собираюсь. Итак, приступим.