Патриция Райс - Магия Страница 32

— Зачем нам отказывать себе в удовольствии? — спросила она, — Мы оба не женаты. Мы не причиняем никому вреда.

Прежде чем повернуться, он застегнул бриджи. Лейле показалось, что она сейчас превратится в пепел при виде вспышки ярости в его глазах, но, будучи женщиной волевой и сильной, спокойно ждала ответа. Он явно смягчился при виде ее полуобнаженной фигуры на мшистой постели, но его тон оставался отрывисто-грубоватым.

— Вы могли бы, по крайней мере, подумать о последствиях подобных игр.

Последствиях? Кроме удовольствия? Она ничего не могла придумать и заморгала, пытаясь собраться с мыслями и сосредоточиться. Это было трудно, потому что ее взгляд постоянно возвращался к его обнаженной прекрасной груди. Он, словно догадавшись о ее состоянии, схватил рубашку и натянул ее через голову.

— Дети, — хриплым голосом пояснил он, когда его голова появилась в вырезе рубашки. — У каждого удовольствия своя цена.

О, дети! Лейла прикусила губу, чтобы не рассмеяться, так как решила, что это может задеть самолюбие Дунстана. Мужчины Ивесы никогда не отрицали своей репутации плодовитых производителей, и, судя по услышанным ею сплетням, у них рождались только сыновья и в основном незаконнорожденные.

— Я была замужем в течение семи лет и ни разу не забеременела, — призналась она, зная, что в таких случаях большинство мужчин возлагают всю вину на женщину. — И если бы произошло чудо, я не стала бы обвинять тебя ни в чем. Ты действительно слишком много думаешь. Ей не следовало говорить последнюю фразу, но она не могла сдержаться. Лейла вновь подавила желание рассмеяться, наблюдая, как он раздраженно провел рукой по волосам и посмотрел на нее, словно сомневался, как с ней поступить. Мужчины редко следовали ее советам, но, по крайней мере, этот слушал. Она решила, что ей лучше одеться, прежде чем он снова обвинит ее в соблазне.

— Я не дурак, мадам, — сказал он, продолжая разговор. — Я досконально изучил способы размножения человека, точно так же как и овец.

Риск высок, если не предпринять меры предосторожности, что мы не сделали, если ты помнишь.

Отлично, теперь Лейла знала, что Ивесы к тому же еще и практичные мужчины. Справившись с юбкой, потянулась за лифом. Она слышала его отрывистое дыхание при виде ее все еще обнаженной груди. Втайне злорадствуя, Лейла нарочно подольше застегивала крюки лифа, начав с самого низа, так что ему пришлось лицезреть ее груди до самой последней минуты. Она заметила, что он не отвернулся, когда она подняла их выше.

Ей очень нравилось, что она стала объектом восхищения сердитого Ивеса. Мысль, что существует такой мужчина, который восхищается ею, а не ее богатством, придавала ей новые силы и ощущения. Она уважала его за ум.

Очевидно, физическая близость помогла ей лучше понять Дунстана. Этот упрямец видел леди Лейлу в том же свете, что и Силию. Очевидно, поэтому он предпочитал думать о ней как о простой женщине Лили, которой он мог управлять так же легко, как своей лошадью.

— В любом случае, — заметила она, — я не нуждаюсь ни в тебе, ни в твоей поддержке, так что можешь спокойно отправляться по своим делам. Я не плачу за удовольствие — добавила она с кривой усмешкой.

Дунстан схватил ее за руку и поставил на ноги.

— Как ты не понимаешь, что сыновьям нужны отцы. — Слова прозвучали почти как ругательство. — У меня уже есть сын, которым я пренебрегаю, находясь здесь. Я не хочу заводить второго, чтобы чувствовать себя виноватым. Если ты не заботишься о себе, подумай хотя бы о ребенке, которым ты могла бы забеременеть. Лейла вытаращила глаза: Ивес зашел слишком далеко в своей гордыне.

— Женщины заботятся о детях. Мужчины, нет. Это проверено жизнью. Ты просто злишься, потому что я заставила тебя потерять свой драгоценный контроль над собой.

Такой довод заставил его замолчать, но на мгновение.

— Я провожу тебя домой. — Он отступил, чтобы надеть сапоги.

Боже, думала она про себя, наблюдая за ним сквозь полуопущенные ресницы и заканчивая одеваться. После того, что случилось сегодня, она не могла продолжать притворяться и делать вид, что она — это два разных человека. И что они с Дунстаном ничего не значат друг для друга.

Возможно, он думал так же.

Мужчины воспринимают секс как простой физиологический акт, точно так же, как потребность в еде.

Раздраженная мыслью, что она не больше чем средство для утоления голода возбужденного самца, и рассердившись, что Дунстан отказывается признавать, кто она в действительности, Лейла обернулась. Он все еще стоял к ней спиной. Зажмурившись, она толкнула его обеими руками в водоем.

— Ты грубый фанатик, Дунстан Ивес! Попробуй хоть раз в жизни посмотреть дальше своего проклятого носа.

Не слушая его протестующие возгласы, она вылезла из пещеры.

Мокрый с головы до ног, Дунстан поскакал на своем коне вслед за отчаянной женщиной и проследил, как она скрылась из виду за дверью маслодельни, принадлежащей поместью, при этом ни разу не дала понять, что знает о его присутствии.

Ее исчезновение оставило зияющее отверстие в ночи.

Проклятье!

Прислонившись к шее животного, Дунстан смотрел на огни большого дома, наблюдая, как погас свет на кухне на первом этаже и появился в окнах на втором.

Она сказала, что могла быть собой только с ним. Кто же она в таком случае? Светловолосая ведьма, которая господствовала в обществе и управляла этим хозяйством? Или черноволосая деревенская девушка, которая бегала по полям и умоляла его спасти жизнь крольчат?

Или та, или другая?

Дунстан дрожал от холода, хотя его состояние не имело никакого отношения к мокрой одежде.

Наблюдая за промелькнувшим в окне знакомым женским силуэтом, он с ужасом убедился, что она оказалась права. Он был фанатиком. Неприязнь к высшему свету ослепила его, не давала увидеть правду. Он терпеть не мог аристократов из-за пренебрежения к ним, возникшего еще в детстве к своему отцу и сейчас к таким испорченным мужчинам, как Викхам. Он терпеть не мог аристократок из-за предательства Силии и ее отвратительных друзей.

Дунстан причислял к ним леди Лейлу по тем же причинам, и еще потому, что Малколмы были неконтролируемыми и непредсказуемыми.

Если умная, храбрая леди, которая наняла его, была действительно деревенской девушкой, показавшей ему истинное значение удовольствия, то он отрицал истину из предубеждения.

Дунстан гордился тем, что был ученым, без предрассудков, и знал все об окружающей его среде. Вероятность же, что он мог быть настолько слеп, ужасала его.

Стройная фигура, зажигающая свечу в окне наверху, задержала его взгляд. Теперь он не будет слепцом и попытается выяснить правду, даже если она уничтожит его.