Элиза Ожешко - Последняя любовь Страница 32

Думая об этом, он хмурился и шептал:

— Она любит, это бесспорно. Я думал, и он тоже… но почему он уехал?

Генрик был большим оригиналом! В жизни у каждого столько хлопот, зачем забивать голову чужими? По утверждению мудрецов, всеобщее благоденствие наступит на земле, когда каждый будет думать только о себе. Наверно, они правы, и подтверждением этому служат их тучные тела, румяные физиономии и сундуки, полные до краев.

Верно ли Генрик отгадал, что происходило в сердце сестры? Любила ли она Равицкого? А если да, то почему она его полюбила? Судить об этом мог лишь тот, кто знал ее прошлое, ибо чувство и мысли человека — результат всей его жизни. Нельзя судить о человеке по данной минуте; отделенная от минувшего, она абстрактна, непонятна, как следствие без причины.

Разное значение вкладывают в понятие — любовь. Немилосердно злоупотребляя этим словом, люди кощунствуют.

Когда постаревшей и разочарованной красотке наскучит свет или он сам отринет ее и она падает на колени пред алтарем и костлявыми пальцами, всегда готовыми бить по щекам служанок, перебирает четки, а увядшими устами, всегда готовыми излить желчь на ближних своих, не переставая шепчет: «Kirie elejson»[99], — это называют любовью к Богу.

Когда спесивец, у которого карманы набиты золотом, на глазах у толпы кидает медяки нищим, это называется любовью к человечеству.

Если юная девушка увлечется мужчиной только оттого, что он прекрасно танцует и изящно кланяется, это называют невинной, девичьей любовью.

Если молодой человек, очарованный красотой женщины, не задумываясь о ее душевных достоинствах, пожелает обладать ею, это называют безумной любовью.

Если женщина, имея богатого мужа и боясь лишиться его нарядных гостиных, мягкой мебели и великолепных экипажей, хранит ему верность или, что еще хуже, нежными поцелуями старается закрыть ему глаза на свои маленькие шалости, это называют супружеской любовью.

Когда старая дева целует свою собачку, говорят, она ее обожает. Если безумец застрелился из пистолета, говорят, он покончил с собой от любви. Когда люди сходятся только из-за красивых глаз — говорят, они сошлись по любви.

До чего же у людей расплывчатое представление о любви. Глупость, лицемерие, расчет, похоть, минутное увлечение — все это именуют любовью, а потом удивляются, что дунул ветерок — и нет ее, — как от мыльного пузыря осталось только мокрое место. И хорошо еще, если так, а то иногда остается этакая грязь, что люди в ней тонут.

Небесный посланец счастья, слетев на землю, иначе представлял себе любовь.

На одном крыле его огненными письменами светилось: «Люби», — а на другом — важное и спасительное слово: «Мысли». И кто помнит этот наказ первого вестника любви, тот знает: чувство, которому недостает одного из этих понятий, подобно однокрылому ангелу.

Бедный, увечный ангел! Поймайте муху, оторвите у нее крылышко, и, когда она станет ползать и метаться, жужжать и увязать в масле или сгорит на свете, вы узрите ее образ.

Люби и мысли!

А что значит — мыслить? Смотреть в подзорную трубу и вычислять, во сколько раз Юпитер больше Венеры, или исследовать, есть ли жизнь на Луне? Спору нет, история, астрономия — науки необходимые и прекрасные, но если рядом со словом «любовь» стоит слово «мысль» — это значит: глубже загляни в свою душу, познай ее, а потом получше узнай человека, которого ты полюбил. И только когда увидишь, что ваши души, ваши мысли горят одинаково чистым и жарким пламенем, суля честную и спокойную жизнь, только тогда ты вправе сказать себе и другому: «Люблю!» — и подать ему руку для совместного странствования по земле. Для этого не надо быть дипломатом, историком или астрономом, надо лишь иметь благородное сердце и разум.

«Что это за любовь? — слышатся протестующие голоса. — Холодная, рассудочная, без исступления и стонов, без пистолетов и… могил? Это какая-то нелепость, абстрактный союз двух душ!»

В самом деле, история любви, основанной на разумном союзе двух душ, не может похвастаться столькими кровавыми убийствами, самоубийствами и невероятными приключениями, как романы, в особенности французские, которые повествуют о самой неистовой, самой страстной любви. Но трудно поверить, чтобы такой — разумный — союз был менее горяч и счастлив. Иначе давно бы доказали, что пылкий Вертер больше любил Шарлотту, которой жаждал обладать, чем Абеляр — Элоизу, которые мыслили одинаково.

Любовь Регины к Равицкому одни сочли бы холодной и рассудочной, другие — глубокой и преданной.

Даже ее брат, которому она бесконечно доверяла, ни разу не видел, чтобы она заламывала руки, истерически смеялась и плакала; она ни разу не сказала, что страдает, и очень редко произносила имя Стефана.

Но, когда в пасмурный день она сидела у камина и смотрела на огонь, у нее перед глазами проходили картины, бесконечные, как мир, и чистые, как ее душа. Она видела себя рядом с достойным, умным человеком, а перед собою — жизнь, исполненную горячих чувств и светлых мыслей. Трещал огонь в камине, за окном шумели деревья, и ей чудился в этих звуках голос Стефана. Он говорил ей о жизни и людях, о том, что ему дорого, о своей любви к ней. Она слушала его и мысленно вела с ним разговор. Когда огонь змейкой подполз к каминной решетке и горячее дыхание обожгло ее руку, ей показалось, будто это теплое, сердечное рукопожатие Стефана. За окном сильнее зашумел ветер, закачались деревья, заслоняя дневной свет. На лицо Регины легла глубокая тень, но вот по щеке ее тихо скатилась, сверкая в свете огня, крупная слеза и горькой влагой смочила губы. Подернутый слезой взгляд, печальный, но умиротворенный, был устремлен в пространство.

Наверно, не всякого тронула бы эта спокойная любовь и тихое страдание, и, кто знает, не посмеялись бы над красивой молодой женщиной, тоскующей о человеке, чьи волосы посеребрила седина. Разве седые, поредевшие волосы и степенная осанка располагают к любви? — спросили бы досужие люди. Но на свете все относительно. И Регина предпочла седину и ум Стефана глупости графа Августа, увенчанной черными кудрями, пытливый взгляд инженера — вечно затуманенному слезами, мечтательному, устремленному к звездам взгляду Януша. Ум и честь, мужественное сердце влекли ее сильнее, чем юношеская свежесть и острые усики.

Как видно, Регина была такой же оригиналкой, как и ее брат.

Таким образом вместе они составляли оригинальную пару, — но чего они больше достойны: смеха или уважения? На этот вопрос можно ответить по-разному, ибо каждый судит по-своему. Умный — так, глупый — этак; по-разному судят люди и двуногие животные.