Барбара Картленд - Мудрость сердца Страница 32

«Я ненавижу ее!»— сказала сама себе Лалита, вспоминая с болью в душе, как хорошо им было вместе, пока не появилась она.

Эта красавица принесла с собой мрак и ощущение опасности в это мирное прекрасное место. Лалита чувствовала, как тяжело ей стало на душе. Даже запах чужих духов показался ей зловещим. И, словно присутствие этой женщины отравило сам воздух в комнате, девушка быстро подошла к приоткрытому окну и распахнула его настежь, впуская воздух.

Она почувствовала, какая жара воцарилась снаружи, и заметила, что все небо затянуто тяжелыми грозовыми тучами.

«Кажется, собирается дождь, — мстительно подумала Лалита. — Надеюсь, что ее светлость как следует вымокнет по дороге в Лондон».

Лалита и сама понимала, что это была по-детски глупая, злорадная мысль, но она принесла ей некоторое удовлетворение.

Главное, что ее тревожило сейчас, это гнев его светлости. Он очень рассердился на нее, и теперь она не знала, сможет ли вновь вернуть те счастливые мгновения, когда им было спокойно и хорошо вместе.

— Боже, пожалуйста, помоги мне еще немного, — прошептала она, молитвенно сложив руки.

Но мрачное предчувствие все больше угнетало ее, и с каждой минутой тяжесть, которую она чувствовала на сердце, становилась все невыносимей.

Лалита взглянула на серое небо.

— Пожалуйста… О, пожалуйста, — шептали ее губы. Но ни один солнечный луч не пробился сквозь тяжелую завесу облаков в ответ на ее страстную мольбу.

Глава 6

Лорд Хейвуд лежал в постели, погруженный в свои мысли, и почти не обращал внимания на невыносимую духоту.

Прежде чем лечь спать, он откинул портьеры и открыл окно пошире, но и это не помогало. За день воздух раскалился так, что было трудно дышать. Однако теперь, с наступлением темноты, казалось, стало еще хуже. Душный тяжелый воздух казался плотным, почти осязаемым. Все застыло в неподвижности, как обычно бывает перед сильной грозой.

Однако мысли лорда Хейвуда сейчас были полностью поглощены тем, что произошло недавно в кабинете. Этот инцидент полностью вывел его из себя. Думая о Ладите, вспоминая ее огромные испуганные глаза, с мольбой обращенные к нему, он испытывал жгучий стыд, так как понял с запоздалым раскаянием, что просто вылил на нее свое раздражение и гнев, вспыхнувшие в нем при виде леди Ирен.

Оставив Лалиту в кабинете одну, он отправился на длительную прогулку по окрестностям. Страдая от едва переносимой духоты, он все же сумел несколько успокоиться и привести в порядок свои чувства и эмоции.

Лорд Хейвуд понимал, что перед ним возникла совершенно новая проблема, еще более запутанная, чем все прежние. И хотя он и раньше беспокоился за Лалиту и чувствовал, что несет за нее ответственность, теперь лорд Хейвуд понимал, что положение, в которое она себя поставила, обязывало его что-то для нее сделать.

Весь вопрос только состоял в том, что именно он мог сделать в сложившейся ситуации.

Лорд Хейвуд был совершенно уверен, что после того, как леди Ирен возвратится в Лондон, история о том, что он скоропалительно женился неизвестно на ком, получит самую широкую огласку.

Она не принадлежала к числу тех женщин, которые предпочитают молча переживать свои страдания. Он был уверен, что леди Ирен сделает все от нее зависящее, чтобы привлечь на свою сторону всех знакомых. Изображая себя в роли невинной, оскорбленной жертвы, она непременно попытается убедить их, что лорд Хейвуд бессердечный и вероломный обманщик.

Поскольку ее многочисленные поклонники будут только рады, что он выбыл из игры, они, может, и не станут столь сурово осуждать его, но, чтобы потрафить ей, постараются опорочить его в глазах общества.

Конечно, если учитывать, что леди Ирен была слишком хорошо известна своей неразборчивостью в знакомствах, можно было бы предположить, что более разумные и серьезные люди только посмеются над ее претензиями и скажут, что ему еще очень повезло, раз он сумел вовремя сбежать от нее.

Однако сплетен нельзя было избежать, и интерес всех женщин непременно обратится на счастливую соперницу, неожиданно занявшую место леди Ирен.

«Но что я могу тут поделать?»— растерянно спрашивал себя лорд Хейвуд.

Так и не найдя решения этого вопроса, он вернулся домой в весьма скверном расположении духа.

В результате он был необыкновенно холоден с Лалитой, когда они встретились вечером за обедом.

Он видел, с какой мольбой она смотрела на него. Лорд Хейвуд понимал, что девушка готова просить его о прощении, если, как он считал, она поступила дурно.

Однако они никак не могли поговорить за обедом в присутствии Картера, который без конца приходил, чтобы подать новые блюда и унести грязную посуду. Когда же с едой было покончено, лорд Хейвуд, вместо того чтобы пойти, как они обычно делали, в кабинет, отправился прямиком на конюшню.

Обе лошади, к его удивлению, оказались не в загоне, как он ожидал, а в стойлах.

Что касалось Победителя, это было еще объяснимо, ему нужно было дать отдых, но почему Ватерлоо не гулял в загоне?

Он рассеянно похлопал коня по шее, и его мысли вновь вернулись к Лалите. Но тут к нему подошел Картер.

— Почему ты решил завести лошадей в стойла? — спросил лорд Хейвуд.

— Да сдается мне, что гроза приближается, милорд.

— Это было бы неудивительно, — заметил лорд Хейвуд, — при такой духоте.

— Сегодня после полудня где-то вдали гремел гром, милорд, — продолжал Картер. — И, как мне кажется, сюда идет настоящая буря. Если она нас накроет, то Ватерлоо может сильно занервничать.

Картер усмехнулся и добавил:

— Конь может подумать, что опять попал на боле боя, а он очень уж боится выстрелов, с тех пор как шестифунтовое ядро упало аккурат рядом с вами.

Лорд Хейвуд очень хорошо помнил этот случай. Ватерлоо тогда от страха взвился на дыбы, и только благодаря своему искусству наездника он смог удержаться в седле.

— Ты поступил правильно, что завел лошадей в стойла, — одобрил он. — Нам не нужны новые неприятности.

Говоря это, он понимал, что испуганные лошади могли поранить себя или даже погибнуть, налетев на ограждение или пытаясь перепрыгнуть слишком высокую для них изгородь загона.

Когда лорд Хейвуд вышел из конюшни, все было тихо и спокойно, и он подумал, что, возможно, Картер был излишне осторожен.

И вот теперь, лежа в кровати обнаженный до пояса и мучаясь от жары, он вспомнил слова Картера и подумал, что гроза могла бы сейчас принести желанную свежесть и прохладу, особенно если пройдет проливной дождь. Тогда сразу стало бы легче дышать.

Едва он подумал об этом, как сверкнула молния, осветившая всю комнату ярким, голубоватым светом, и сразу вслед за тем, казалось, прямо над домом раздался оглушительный удар грома.