Рексана Бекнел - Цветок страсти Страница 32

– Прекрати! – резко произнес он, а потом неожиданно с силой притянул ее к себе, удерживая одной рукой за спину, а другой, придвигая ее голову к своей груди. – Не вспоминай прошлое, которое было таким ужасным. Ничего хорошего это не даст. Теперь ты должна думать о будущем. О будущем этих детей.

И хотя его слова прозвучали гневно и требовательно, для Уинн они почему-то послужили утешением. Больше всего она хотела бы забыть о том страшном времени, никогда не вспоминать о мучительных криках сестры, о долгих месяцах ее страданий и ужасной смерти. Но как ей это забыть? Дети служили постоянным напоминанием. А теперь и этот англичанин приводит ее в смятение, пробуждает в ней все эти пугающие чувства. Старую ненависть. Новое желание. И страх, который был сильнее прочего. Ее пугало будущее, грозившее отнять у нее все, чем она дорожила.

Уинн позволила себе еще миг передохнуть, прижавшись к сильному телу, не готовая пока сопротивляться. У нее просто не было сил. Затем она порывисто вздохнула и уперлась руками ему в грудь.

Он не шевельнулся и ничуть не ослабил хватки. – Отпустите меня, – пробормотала она, раскаиваясь, что позволила себе минутную слабость. Она не должна была давать ему даже повод заподозрить, что уязвима. Мужчины вроде него – англичане – никогда не упускают случая воспользоваться своим преимуществом. Уинн оттолкнула его сильнее. – Я сказала, отпустите меня!

Но, несмотря на все усилия, ей удалось отстраниться, но лишь настолько, чтобы встретиться с его пытливым взглядом.

Добивалась она вовсе не этого, и когда попыталась отвести глаза, он запустил руку в ее распущенные волосы и повернул ее голову так, что их лица оказались в нескольких дюймах друг от друга.

– Я отпущу, когда ты выслушаешь меня, и не раньше, Уинн. Все понятно?

Она бунтарски посмотрела в его потемневшее лицо, прекрасно сознавая, что деваться ей некуда. Убедившись по ее молчанию, что она слушает, он кашлянул.

– Ты должна раскрыть им правду, Уинн. Не приукрашивая ее своими собственными чувствами и предрассудками.

Она стиснула зубы.

– И вы думаете, что эта правда не послужит проклятием вашему народу?

Она почувствовала, как он вздохнул, потому что была крепко прижата к его широкой груди, прикрытой серым домотканым плащом.

– Дети не поймут ужасов войны, – ответил он. – И ужасов насилия. Они еще слишком малы, чтобы понять, что такие вещи происходят и почему.

– Понять почему? – презрительно бросила она. – Ни одной женщине никогда не понять, почему происходит насилие. Почему случаются войны. Откуда нам это понять? Только мужчины понимают такие вещи – по крайней мере, делают вид, что понимают. – Уинн впилась в него взглядом. – Может быть, вы сумеете мне объяснить это, сэр Клив? Почему мужчины затевают войны? Почему они насилуют? – Затем, не сумев остановиться, она выпалила: – А вы когда-нибудь насиловали женщину?

Он оцепенел, его пальцы больно впились ей в руки. Затем отстранил ее на расстояние локтя, словно к его телу прижали раскаленное клеймо.

– Нет! Нет, никогда. – Он затряс головой, словно пытаясь сбросить гнев. – Все мужчины разные. Да ты и сама это знаешь. Вот, например, твой друг Дрюс…

– Не смейте сравнивать английских солдат, творящих мерзости, с Дрюсом или любым другим моим соплеменником! Мы, валлийцы, имеем право называться людьми, в отличие от вас и вам подобных!

Он опять покачал головой, но на этот раз, несмотря на ее презрение, ей показалось, что ему стало жалко ее.

– Ты называешь себя вещуньей. Жители Раднора идут к тебе за советами и наставлениями. Даже мудростью. И все же где найдется еще такая глупая женщина? Такая наивная и чистая? Мы, англичане, не так уж отличаемся от вас, валлийцев. Среди нас найдутся и хорошие, и плохие. Честные и бесчестные. – Он слегка встряхнул ее, обжигая взглядом. – Мы не такие уж разные, Уинн. И среди валлийцев найдутся мужчины, которые насилуют и грабят, опьяненные безумством войны. Или ты думаешь, что в приграничных английских деревнях не найдется валлийских бастардов? – Он снова ее встряхнул. – В войне страдают обе стороны. Но мы не в силах изменить то, что уже произошло. У детей, которых ты воспитываешь, отцы англичане. За то, что один из них хочет исправить сотворенное зло, его нельзя осуждать.

– Но и нельзя оправдывать, – ответила она, хотя и не с прежним пылом.

– Он не может изменить прошлое, Уинн. Но он может изменить будущее.

«Но я не хочу, чтобы он это делал!» – хотелось закричать Уинн. Только она не смогла.

Казалось, ее охватил холодный страх в предчувствии этого самого будущего и тревожные опасения. Она задрожала, и Клив тут же заключил ее в теплые объятия.

– Знаю, тебе тяжело, – пробормотал он, уткнувшись ей в волосы.

Уинн крепко зажмурилась, удерживая слезы.

– Ничего ты не знаешь…

Она почувствовала, как дрогнуло его горло оттого, что он проглотил слюну, а в груди мерно и сильно застучало сердце. И зачем только он здесь появился? Он основательно разрушил ее жизнь, и, тем не менее, в эту минуту ее радовало, что он рядом. Она даже чуть было не поверила, что он прав и что намерения у него благородные. Но отдать одного из своих детей…

Чувства ее были в таком смятении, так болезненна, но перепутаны, что она потеряла способность рассуждать логически. Он приподнял ее лицо, и она посмотрела на него затуманенными от слез глазами.

– Я так их люблю, – прошептала она, не справившись с дрожью в голосе и страхом в душе.

– Я знаю, – пробормотал он в ответ, пожирая взглядом чуть затененные черты ее лица. – А я… – Он задохнулся и тут же застонал. – А я слишком долго этого ждал.

Поцелуй, к которому он внезапно принудил ее, не был совсем неожиданным, и Уинн не стала притворяться перед собой, будто почувствовала отвращение. Она ждала нового поцелуя после того, что произошло утром, хотя и подавляла подобные мысли. Это было бы совсем предательски по отношению к самой себе. Полное безрассудство.

Но теперь, когда он коснулся ее губ без малейшего намека на нежность, она отбросила всякую необходимость в притворстве. Слишком восхитительным оказался вкус теплых влажных губ, прижавшихся к ее теплым влажным губам.

Он легко раскрыл ее губы, словно так и нужно, и сразу же их языки сплелись в яростной схватке. Он заманил ее язык в свой рот и, когда она возбужденно приподнялась навстречу ему, снова полностью завладел ее ртом, наполнив ее невероятной чувственностью. Он то проникал в ее рот, то покидал его, и где-то в самой глубине ее существа вспыхнул огонь.

Не сознавая, что делает, Уинн крепко прижалась к его мускулистым бедрам. Клив ответил таким же горячим порывом, и она ощутила, как он моментально возбудился. Он чуть прикусил губу, затем приподнял девушку, оторвав от земли одним движением.