Робин Хэтчер - Приют сердец Страница 33

Мартин настороженно взглянул на Кори, но тот склонился над пытавшимся встать Питером. Безвольно опустил руки, создавая впечатление полной расслабленности и уверенности в себе. Казалось, его поза еще больше взбесила Питера. Однако на этот раз он не бросился к Мартину. Вместо этого он медленно приближался, намереваясь ударить. Сбить с ног ударом кулака в живот. Питер кружил вокруг него, заставляя Мартина повернуться спиной к Кори на тот случай, если ему понадобится помощь. Мартин разгадал тактику и старательно избегал западни, подбираясь ближе к фургону.

– Иди сюда, грязный зачинщик. Я научу тебя некоторым манерам.

– Что? – спросил Мартин. – Чтобы научить им, нужно самому знать их!

Питер широко размахнулся, а Мартин в этот момент нанес еще один удар в челюсть, за которым последовал удар левой по ребрам. Питер был захвачен врасплох как последовательностью ударов, так и их силой. Он согнулся пополам, и Мартин опустив обе руки, сжатые вместе, на шею Питера, отбросил его на землю.

Убедившись, что в данный момент Питер не собирается подниматься, Мартин повернулся к Кори:

– Может быть, ты что-то хочешь сказать обо мне или моей семье?

Тот быстро замотал головой, лицо его побелело, когда он взглянул на своего огромного друга, избитого и стоявшего на коленях в грязи у ног Мартина.

– Вот и хорошо, – оживленно произнес Мартин, стряхивая пыль с брюк. – Тогда я снова займусь делами.

Мариль с легким удивлением читала письмо от Темплтона Эшли. Темплтон был ее отдаленным родственником по материнской линии. Она не видела его и не имела никаких вестей с тех пор, как началась война, поэтому сгорала от любопытства узнать, почему он решил написать ей сейчас. Оказалось, что его сын, Джозеф, и молодой родственник жены Темплтона собирались проехать по Атланте и остановиться в «Спринг Хейвен». Письмо заканчивалось вопросом, будет ли ей это удобно.

– О, Боже, – со вздохом произнесла Мариль. – Только разобрались со сбором урожая, а сейчас придется принимать гостей. Ее тонкие, похожие на птичьи лапы, пальцы нервно барабанили по крышке стола.

В детстве, когда были лучшие времена, и округ населяли благовоспитанные Южане, а не этот сброд янки, можно было совершенно свободно нанести визит и остаться на месяц, а то и больше. Никто не испытывал недостатка ни в помещениях, ни в чем то другом. Существовали рабы, заботившиеся о всем необходимом, и исполнявшие любое пожелание, и все, казалось, принадлежали к одной большой семье, не важно, были ли они родственниками или нет.

Услышав легкий шорох юбок Бренетты, когда она входила в столовую, Мариль оторвала глаза от письма. На мгновение, как это происходило не раз, ей показалось, что это – Тейлор, настолько они были похожи.

– Тетушка Мариль, ты хорошо себя чувствуешь? Мысли о Тейлор улетучились.

– О… да, прекрасно, дорогая. Входи, пожалуйста, и посиди со мной.

Бренетта одела бледно-коричневое платье из превосходного муслина, ткань такая же легкая, как сентябрьский ветер, едва шевеливший за окнами листья дуба. Как хотелось, чтобы и у ее дочери было подобное платье, но сейчас счастьем приходилось считать то, что она одета вообще. У нее вырвался еще один вздох.

– Нет, действительно, что-то не так, тетя, – сказала Бренетта, сев за стол напротив нее. – Ты не хочешь рассказать мне, в чем дело?

– Я только что получила письмо от одного из моих кузенов. Похоже, у нас на неопределенный срок появятся гости. Я просто ума не приложу, как развлекать их. – Она подняла большие карие глаза, пытаясь ободряюще улыбнуться. – Я утратила практику, у нас так мало всего, нет прислуги, и дом выглядит совсем ветхим и… – слова иссякли.

Бренетта мгновение молча изучала ее, красивые глаза заполнились сочувствием и состраданием. Потянувшись через стол, она коснулась руки тети.

– Расскажите мне, тетя Мариль. Расскажите мне о жизни здесь, в «Спринг Хейвен», когда вы с мамой были девушками. Расскажите мне о вечерах и ваших поклонниках, – нежно просила она.

Казалось, морщинки на лице состарившейся женщины разгладились, когда она с легкой тоской предалась воспоминаниям.

– «Спринг Хейвен» был просто великолепен в пору моей юности. А твой дедушка, Мартин Беллман был настоящим мужчиной. Я не знала его первой жены, матери Филиппа, но мать Тейлор… вот это была красавица! Она приехала из Нового Орлеана и любила развлечения. Барбекю,[7] танцы, обеды… Конечно, я была слишком молодой, чтобы посещать большинство вечеринок, но мы с Тейлор наблюдали с лестничной площадки, каждый раз, когда мне разрешали приходить. Когда твоя мама вышла замуж за Дэвида… – она резко остановилась.

– Я знаю, что мама была замужем прежде, тетя Мариль. Продолжай, пожалуйста.

– Я… я не была уверена, что ты знаешь. – Еще одна задумчивая пауза. – Стоял такой чудесный день. Все в доме сверкало и блестело. Цвели сады, а лужайка напоминала толстый ковер. Филипп нанял оркестр и кружившие пары заполнили обе гостиные, блеск драгоценностей и шелков ослепляли глаза. А еда! Я могла бы целый год кормить детей тем, что выбросили потом!

Мариль замолчала, покачивая головой и еще раз вздохнула.

– Чудесные были времена.

– Тетя Мариль, почему бы нам не устроить бал, когда прибудут гости? Ты ведь знаешь, как это делать, – предложила Бренетта, от возбуждения проглатывая слова.

– Бал? Ах, ты даже не подозреваешь, сколько это будет стоить – угощение, слуги, наряды…

– Предоставь это мне…

Он помогал Мартину разгружать провиант, когда Бренетта стремительно вырвалась из дома, кораллового цвета платье обвивалось вокруг изящных ног. Он все еще поражался перемене, происшедшей в ней за эти четыре года. Он по-прежнему ожидал увидеть длинные, болтающиеся за спиной косы, короткие ножки, в поношенных брюках. Он вспомнил, как она смотрела снизу вверх на него, когда просилась поехать с ним куда-нибудь.

А она уже не та маленькая девочка. Бренетта расцвела и стала стройной гибкой женщиной с тонкой талией; округлые бедра, высокой крепкой грудью – перемены, приводившие его в замешательство, ловившего его на мысли, что смотрит на нее глазами мужчины, а не брата.

– Рори! Рори, мне надо поговорить с тобой.

Ее лицо раскраснелось, голос зазвенел от нетерпения. Может, она стала женщиной, но он с радостью заметил прежнего восхищенного, нетерпеливого, даже немного требовательного ребенка.

– Конечно, малышка, – сказал он, откладывая мешок назад в фургон. – Что ты хочешь?

– Рори, ты должен дать тете Мариль еще денег. Если ты не сделаешь этого, клянусь, я напишу папе и расскажу, какой ты скряга, и как всем здесь плохо.

Черные глаза Рори расширились от удивления.