Маргарет Макфи - Западня для лорда Страница 33

Ее желудок болезненно сжался, в груди тревожно кольнуло. Опустив занавеску, она прижалась спиной к стене, уставившись на щербатую вазу. Сделав несколько шагов в ту сторону, она наступила на шпильки для волос. Посмотрев себе под ноги, она опустилась на колени и стала аккуратно поднимать шпильки одну за другой, памятуя, что последним к ним прикасался Линвуд. Венеция даже не пыталась поправить прическу, позволив волосам волнами струиться по плечам. Она положила пригоршню шпилек на каминную полку рядом с вазой своей матери, затем осторожно провела пальцами по ее поверхности. В голове сами собой возникли слова: «Совсем как мать». Уронив сжатые в кулаки руки, она крепко зажмурилась и задержала дыхание. Никогда. Открыв глаза, воззрилась на стену, к которой Линвуд ее прижимал. Казалось, что она до сих пор ощущает нежные прикосновения его рук, чувствует жар и страсть его губ.

Линвуд заставил ее позабыть обо всех правилах, как и о том, кто он такой и что совершил. Он признался ей в том, что ответствен за уничтожение особняка Ротерхема. Он пустил пулю Ротерхему в голову. Ротерхему, ее отцу. Какая женщина пожелает мужчину, способного на подобное? А она действительно его желает и душой, и телом. Считая это страстью, она лишь обманывала себя. Глубоко в душе она понимала, что происходящее между ними нельзя назвать простым влечением.

Линвуд затуманил ее сознание, заставил поступиться принципами. Но, глядя в его глаза, она видела в нем не убийцу, а понимающего мужчину, который не играет по общественным правилам, выказывая собственное к ним пренебрежение. Он жестко контролировал эмоции, при этом производил впечатление человека, который перевернет небо и землю, чтобы сделать то, что, по его мнению, является правильным. В этом он походил на нее. Родственная душа. Человек с множеством тайн. Ситуация стремительно выходила из-под контроля.

Она прижала руку ко рту, понимая, что следует опасаться не Линвуда, а саму себя. Стоило лишь подумать о нем, как учащался пульс и по телу разливалось томление. Когда он дотрагивался до нее, она забывала саму себя. Продолжать подобную игру становилось слишком опасно. Она понимала, что нужно сделать. То, что завтра вторник, было только на руку.

Ее взгляд снова остановился на маленькой щербатой вазе. Возможно, мать в самом деле присматривает за ней с того света, причем гораздо лучше, чем делала это при жизни.

На следующий день репетиция для Венеции обернулась сущей катастрофой. Она забывала слова, пропускала реплики, не могла сосредоточиться. Видела обращенные на нее взгляды других актеров. Встревоженный мистер Кембл объявил перерыв.

Элис последовала за Венецией в гримерку и плотно прикрыла за собой дверь.

— Что стряслось?

— Ничего, — отозвалась она, беззаботно улыбаясь подруге, демонстрируя то, что вполне владеет своими эмоциями. Но это была ложь. Она неверно оценила происходящее между ней и Линвудом, ибо в действительности не могла думать ни о чем ином.

Элис с беспокойством всматривалась в ее лицо:

— Вид у тебя такой, будто бы ты не спала всю ночь.

— Я спала как младенец.

Еще одна ложь.

— Дело в Линвуде, не так ли?

При упоминании его имени ее сердце дрогнуло. Пришлось призвать на помощь силу воли, чтобы сохранять спокойное выражение лица и разговаривать с Элис с привычным хладнокровием.

— Ты совсем помешалась на Линвуде, Элис.

Хотя помешалась она сама.

— Венеция, я беспокоюсь о тебе. — Подруга взяла ее за руку. — Никогда тебя такой не видела. Прошу, расскажи мне, что тебя тревожит?

Венеции и хотелось бы это сделать, но она лишь покачала головой:

— Просто немного не в своей тарелке. У меня женские дни. — Прикрывая одну ложь другой, она не смогла бы отделить ее от правды. — Отдохну пару дней и снова буду в порядке.

Элис кивнула.

— В последнее время я была поглощена собой и Рейзби. Сегодня же вечером загляну к тебе, поболтаем, как в старые добрые времена.

Венеция покачала головой:

— В другой раз. Когда все закончится, — добавила она, имея в виду опасную игру с Линвудом.

Элис бросила на Венецию подозрительный взгляд, будто понимая, что происходящее с ней выходит далеко за рамки ежемесячного женского недомогания, но не стала мучить ее вопросами, вместо этого крепко обняла.

— Никогда не забывай о том, что я всегда готова поддержать тебя, Венеция. — Она накинула на себя шаль. — Мне не хочется оставлять тебя в таком состоянии.

— Иди, не заставляй Рейзби ждать. А у меня собственные планы.

— Ты уверена?

— Да.

Элис вышла, закрыв за собой дверь.

Некоторое время Венеция просидела перед зеркалом. Ей не нужно было переодевать костюм или снимать макияж. Театр погрузился в тишину. Она знала, что фонари над парадным крыльцом скоро погасят, и маленький коридор, в который выходила дверь ее гримерной, тоже погрузится во мрак. Глядя на свое отражение в зеркале, она отметила неуверенность во взоре. Под глазами залегли темные круги — следствие бессонной ночи, щеки, не тронутые румянами, казались неестественно бледными. Закутавшись в шаль, она погасила свет в гримерной и направилась к дверце на сцене.

Экипаж ожидал ее на углу Харт-стрит. Ночь уже окутывала город своим покрывалом. Роберт бесшумно вышел из тени и сел в экипаж Венеции.

— Как продвигается претворение нашего плана? — поинтересовался он, испытующе глядя на нее.

— Моя работа с Линвудом окончена. Мне нет нужды его снова видеть.

Роберт подался вперед. На лице застыло недовольное выражение.

— Она едва началась. Мы условились, что ты будешь встречаться с ним три месяца, выуживать интересующую нас информацию.

Пришло время сказать ему, но слова застряли у нее в горле, а плечо будто сжата обвиняющая рука. Одно она знала наверняка: продолжать игру более невозможно.

— Я уже достигла желанной цели, — сдавленно вымолвила она.

Роберт недоверчиво прищурился и внимательнее всмотрелся в лицо сестры:

— Что ты имеешь в виду, Венеция?

Она сглотнула, но комок в горле никуда не пропал. Придется рассказать брату и положить конец происходящему.

— Линвуд ответственный за пожар в доме Ротерхема.

— Он тебе в этом признавался? — Роберт удивленно вскинул брови.

Она кивнула и, будучи не в силах смотреть в его сияющие торжеством глаза, стала теребить пуговички перчаток.

— Мне с трудом верится в это, — произнес он и, улыбаясь, стал потирать подбородок. — А что с убийством?

Венеция покачала головой:

— Едва ли он признается в подобном женщине, которую пытается затащить в постель.