Тереза Вейр - Вся ночь впереди Страница 33

Только посмотри на этот грузовик. Ребята, наверное, клепали его из запчастей…

Классная яхта на реке, да?

Самолет летит! Хорошо бы в нем оказаться и перенестись в какую-нибудь теплую страну, верно?»

Габриэль чувствовала себя все лучше. Голова не болела, похмелье отпустило. Свистевший в ее ушах ветер выводил подобие колыбельной. Откинувшись на спинку кресла и упершись коленями в приборную доску, она прикрыла глаза и задремала.

Дорога – уже сама по себе удовольствие, а если вы едете развлекаться, то часть удовольствия, причем не самая худшая. В случае с Габриэль было похоже на то, что дорога так и останется ее единственным удовольствием за вечер. Как только она увидела дом Марка, то сразу поняла, что, согласившись сюда приехать, совершила ошибку.

Дом стоял в конце переулка. Это было большое двухэтажное здание с верандой, выстроенное в колониальном стиле. К дому вела усыпанная гравием подъездная дорожка. Неподалеку от парковочной площадки находился гараж на два автомобиля. Все постройки на участке были выкрашены белой краской и несли на себе отпечаток ежедневной кропотливой заботы и ухода. На разбитых вдоль дорожки клумбах цвела красная герань и белая петуния. На участке имелись лужайка и небольшой сад.

Вне всякого сомнения, это было жилище семьи, относившейся к сливкам среднего класса.

Впрочем, Габриэль винить было некого. Ей самой следовало догадаться, что парень, который проводит уик-энды с родителями, происходит из семьи, где женщины вроде нее рассматриваются как персоны нон грата.

Марк свернул на подъездную дорожку и покатил к дому, минуя парковочную площадку, заставленную дорогими сверкающими автомобилями, в сравнении с которыми его маленький «Эм Джи» выглядел гадким утенком.

Остановившись у парадного входа, он выключил мотор и вышел из машины. Габриэль недвижно, словно статуя, продолжала сидеть на месте и, глядя перед собой, думала о том, что уж лучше бы она пошла в «Тизерз». По крайней мере, там она не чувствовала бы себя парией. Повернув голову и еще раз окинув взглядом сверкавшие лаком и хромом машины, Габриэль спросила:

– Неужели все, кто на них приехал, находятся в доме?

– Мать обычно приглашает много гостей, – сказал Марк, снимая темные очки и небрежно бросая их на переднее сиденье. – Но не волнуйся. Они не все в доме. Большинство, я думаю, находится на заднем дворе. – Заметив смущение гостьи, он добавил: – К твоему сведению, это простые, милые люди, которые живут земными делами и радостями, а отнюдь не витают в облаках.

Для него – может быть. Но вряд ли они покажутся такими уж простыми и милыми ей. Кому, как не ей, об этом знать? У нее были-таки отношения с людьми, которые, подобно знакомым Марка, жили в прекрасных домах и ездили на дорогих машинах.

Не желая, чтобы Марк догадался о ее сомнениях, Габриэль с независимым видом сняла очки, сунула их в «бардачок» и вылезла из машины. Тем не менее, стараясь по возможности отдалить встречу с родными и знакомыми Майка, она стала с преувеличенным интересом рассматривать отпечатки человеческих ладоней, сделанные в бетонной бровке подъездной дорожки. Отпечатки ладоней варьировались в размерах от самых маленьких до тех, что могли принадлежать подростку. Под каждым отпечатком были нацарапаны имена их владельцев – Кэрри, Марк, Бэбби и Кейт.

Марк взял Габриэль за руку и потянул к двери, но она не сдвинулась с места.

– Что случилось?

– Я ничего подобного не ожидала и чувствую себя нарушительницей покоя этого дома.

– А чего ты ожидала?

– Мне казалось, у тебя все будет куда проще. – Она нервно пожала плечами. – Думала, увижу подержанные машины, свисающие с ветки самодельные качели, мужчин, сидящих в майках вокруг телевизора, – в общем, что-нибудь в этом роде.

Марк, полагая, что она шутит, расхохотался, после чего увлек ее в дом. Габриэль проверила, с ней ли сумочка – на тот случай, если бы ей вдруг пришлось спешно уходить. В конце концов, человек вовсе не обязан делать то, что ему не хочется, и находиться там, где ему не нравится. Это, как она хорошо знала, являлось одной из привилегий «взрослой» жизни.

Марк повел ее по дому, со вкусом обставленному красивой, стильной мебелью. Габриэль обратила внимание на обилие семейных фотографий в серебряных рамках.

Путешествие по дому закончилось на кухне, которая хотя и выглядела крайне современно, была при всем том очень уютной. Кругом сверкали никель и хром, но мебель была из дерева, а на окнах висели белые кружевные занавески.

В кухне собралась группка негромко переговаривавшихся женщин. При взгляде на них в голову приходила мысль, что они только что явились из церкви. До такой степени они были чистенькими, аккуратными и нарядными. Хотя и слегка старомодными. Впрочем, их яркие шелковые платья, накрахмаленные блузки и летние брюки отличались прекрасным покроем и были сшиты из дорогой материи, что свидетельствовало о хорошо развитом вкусе и чувстве стиля. Такого рода дамы любят обмениваться кулинарными рецептами, шить лоскутные одеяла, услаждать себя приятной беседой и имеют весьма смутное представление о стриптизе.

Габриэль такие женщины пугали. Она знала, что ей никогда с ними не сравняться. Даже в отдаленном будущем. Они являлись представительницами комфортно обустроенного и обеспеченного мира респектабельных людей, для которого она до самой смерти останется блудной дочерью.

Принимая участие в детских конкурсах красоты, Габриэль обреталась какое-то время на окраинах этого мира, но потом выросла и навсегда от него отошла. Прежде всего потому, что, кроме конкурсов красоты, иных точек соприкосновения с этим миром у нее не было. Но когда захлопывается одна дверь, открывается другая. Она сделала попытку самоутвердиться за счет встреч с мальчиками, а когда закончила школу – с мужчинами. В восемнадцать лет она решила, что фотографироваться в обнаженном виде – лучший способ показать окружающим, чего она стоит. Ошибалась, конечно, но что сделано, то сделано. Другими словами, путь в приличное общество после этого ей был заказан. А поскольку Остин и Молли тоже относились к приличному обществу, она свела встречи с ними до минимума.

Беседа на кухне стала затихать. Одна за другой дамы поднимали головы и устремляли взгляд туда, где стояли Марк и Габриэль. Габриэль подняла было руку, чтобы пригладить взлохматившиеся после поездки в открытой машине волосы, но передумала и руку опустила. Ей меньше всего хотелось привлекать к себе внимание и тем более демонстрировать присутствующим свою нервозность.

Одна из женщин отделилась от остальных и направилась в их сторону. Она была стройна, изящна и двигалась с грацией и достоинством истинной леди. По мере того, как она приближалась, у нее на губах все отчетливее проступала приветственная улыбка. Нельзя, правда, сказать, чтобы эта улыбка была чрезмерно открытой или любезной. Все было выдержано в строгих рамках приличий, что свидетельствовало о хорошем воспитании, сдержанности и умении владеть своими чувствами. Именно эта аристократическая сдержанность больше всего смутила Габриэль. По сравнению с этой женщиной, она казалась себе грубой, невоспитанной и неуклюжей.