Филиппа Карр - Обет молчания Страница 33

Но, несмотря на свой грозный вид, эта леди была весьма любезна и явно не огорчена замужеством родственницы. Таким образом, все оказались в высшей степени довольны.

Новоиспеченная миссис Эджертон помогала в госпитале во второй половине дня, точно так же, как в то время, когда занималась со мной.

— Как все удачно обернулось! — сказала мама. — Интересно, что произойдет с Андрэ?

— Мне бы не хотелось потерять и ее, — ответила я. — Она так хорошо справляется с Эдвардом. Ты думаешь о муже и для нее?

— Я часто думаю о людях, которые занимаются тем же, что она и мисс Каррутерс. Подумай, Андрэ заботится об Эдварде… как большинство нянек о детях, находящихся под их присмотром, и приходит время, когда им приходится столкнуться с фактом, что эти дети не их. Меня интересует, что она собирается делать после окончания войны.

Возможно, вернется в Бельгию?

— Андрэ очень хотела уехать оттуда, — сказала я.

— У нее ведь есть брат. Думаю, она ничего о нем не знает. Это должно очень ее огорчать.

— Она уверена, что он во французской армии.

— С ним могло случиться все, что угодно. Она странная девушка.

— Ты находишь?

— Она кажется такой… довольной.

— Разве это делает ее странной? Она была рада выбраться из Бельгии, ей не хотелось ехать к тетке, и она нежно полюбила Эдварда. Он такая прелесть! Я могу понять, почему она довольна.

— Но она должна тревожиться за брата.

— По-моему, она не была особенно близка ни с кем из своей семьи.

— Я спрашиваю себя, что с ней будет?

— Кто знает, что может произойти с любым человеком?

Мама внимательно посмотрела на меня. Я думаю, что она подозревала о моих чувствах к Мар кусу. Я начала сознавать, что вела себя достаточно наивно. Вероятно, я выдала их.

Шли дни, один очень мало отличался от другого. Теперь без занятий с мисс Каррутерс я проводила в госпитале больше времени. Я много гуляла в лесу и пребывала в глубоком унынии.

Наступил декабрь. Как и предсказывал мой отец, Ллойд Джордж возглавил правительство. Маркус, несмотря на свое обещание, в Марчлэндз не приехал.

Мы отпраздновали в госпитале Рождество, а потом наступил новый, 1917 год. Война все еще шла, и ее конец был виден не больше, чем два года назад.

Дни тянулись медленно. Как я скучала по Маркусу! Думаю, его не хватало многим. Он принес в госпиталь радостное оживление. Конечно, Маркус был прав. Он говорил то, что людям хотелось услышать, и делал их веселыми и счастливыми, ведь они не понимали, что за его словами ничего не стоит. Он почти все обращал в шутку, и это делало жизнь приятной.

Я все время думала о Маркусе Мерривэле в эти долгие и безотрадные зимние дни.

Новости доходили до нас по большей части мрачные. Слабый луч надежды забрезжил в апреле, когда Америка объявила Германии войну. Вскоре на континент должны были прибыть американские войска и начать сражаться вместе с нами.

Все говорили, что враг скоро будет разбит.

В конце апреля пришло известие, сначала испугавшее, а потом обрадовавшее меня. Ко мне в комнату вошла страшно взволнованная мама.

— Как ты думаешь, о чем сообщил Джеральд?

Сюда направляется Роберт. Его ранили в ногу.

Джеральд сказал, что он около двух недель находится в лондонском госпитале. Теперь его состояние позволяет ему поехать долечиваться к нам.

Джеральд считает, что общение с нами пойдет ему на пользу.

— О… это замечательно!

Мама улыбнулась:

— Да. Ты получишь удовольствие от его пребывания здесь. Вы ведь с ним очень близкие друзья, правда? Джеральд сказал, что Роберт не может дождаться, когда, наконец, попадет сюда. Он приезжает завтра.

Мама смотрела на меня с тем пониманием, к которому я привыкла за долгие годы. Она догадалась о моих чувствах к Маркусу, ведь я была настолько простодушной, что выдала их, и ее очень радовало, что мой близкий друг Роберт будет здесь и подбодрит меня.

На следующее утро я встала рано. Мы уже обсудили с матушкой, куда поместим Роберта.

— В одну из палат с четырьмя кроватями, — сказала мама. — Мы должны сделать для него все, что только возможно.

— Как будто мы не делаем этого для каждого!

— Да, но Роберт — это особый случай.

Он появился вскоре после полудня. Увидев его, стоящего на костылях, я почувствовала глубочайшее волнение. Его широкая улыбка осталась прежней, но он похудел, и это подчеркивало то, что Аннабелинда называла несуразностью его облика.

Он стал бледнее и почему-то выглядел беззащитным.

Я подбежала и обняла его.

— Я так рада видеть тебя, Роберт! — сказала я.

— А я тебя!

— Мы так рады твоему приезду!

— Твой дядя сказал мне, что вы обрадуетесь.

— И он был прав.

Из дома вышла мама и поцеловала Роберта.

— Мы в восторге от твоего приезда! — сказала она.

— Можете представить себе мои чувства. Вы обе замечательно выглядите.

— Это потому, что теперь ты в нашей власти.

Мы собираемся обеспечить тебе особый уход, правда, Люсинда?

— Да, — ответила я.

Я почувствовала, что уныние покидает меня.

Особенно радовало то, что ранение Роберта не было тяжелым. Он выходил в парк и не зависел от медицинских сестер. Мы обнаружили, что раненые, которые могли обходиться без посторонней помощи, выздоравливали быстрее других.

Роберт, разумеется, хорошо знал Марчлэндз и говорил, что для него пребывание здесь подобно возвращению домой.

Я повеселела. Присутствие Роберта все изменило. Как замечательно, что рядом находился такой прямодушный человек, как он, человек, которого я понимала, и не сомневалась, что его мысли и слова совпадают.

Я видела, что мама в полном восторге. Ей также не удавалось скрыть свои чувства от меня, как мне от нее. Так что приезд Роберта имел огромное значение для нас обеих.

Днем Роберт обычно сидел в парке. Стояли чудесные весенние дни, теплые и длинные, когда только легкий порыв холодного ветра напоминал, что лето еще не наступило.

Мы часто сидели в парке вместе, но не под явором. Мне не хотелось быть там с Робертом, ведь я все еще слишком хорошо помнила свои недавние разговоры под этим деревом с Маркусом. Я сказала, что предпочитаю скамейку под дубом с другой стороны лужайки.

Мы с Робертом много говорили о прошлом, вспоминая случаи, которые, как мне казалось, я уже забыла, смеялись, давая волю чувству радостного удовлетворения тем, что он в безопасности дома и мы можем быть вместе, как встарь.

Теперь я ждала каждый новый день. Я обнаружила, что Маркус больше не занимает мои мысли.

Только иногда меня охватывали воспоминания, принося боль разочарования, унижения и тоску.

Меня тревожило, что полное выздоровление Роберта могло скорее всего повлечь за собой его возвращение на фронт. Но я научилась жить сегодняшним днем, что было нелегко, но, как я поняла, разумно. Во время войны возникает чувство фатальности. По поведению Роберта я догадывалась, что ему знакомо искусство жить настоящим, а беседуя с ним о полях сражения Франции и Бельгии, я убедилась в этом.

Итак… мне было хорошо в эти дни с Робертом.

Он немного изменился. То, что ему довелось пережить, изменило бы любого. Он стал серьезнее, в нем появилась некая настойчивость — непривычное слово для характеристики Роберта. Я имею в виду, что почувствовала в нем твердую решимость наслаждаться моментом.

Он так живо рассказывал обо всем, что я словно слышала оружейные выстрелы, видела рвущиеся вокруг него снаряды. У меня возникало чувство клаустрофобии от окопов… чувство ужаса, когда ты идешь в атаку…

— В каком-то смысле мне повезло, — сказал Роберт. — Большая часть моей работы связана с азбукой Морзе. По какой-то счастливой случайности я мог принимать и передавать сообщения значительно быстрее большинства. Я нашел некий удачный прием… связывать точки и тире с определенными буквами. Я не буду пытаться дать этому объяснение, потому что оно показалось бы совершенно безумным. Но все решили, что я гений в Морзе.

И моя задача заключалась в том, чтобы сопровождать механика, который устанавливал передатчики. Потом я изучал в бинокль местность, обнаруживал, где сосредоточены силы противника… или где установлены орудия… и посылал донесение своим. Все это довольно несложно. Всю тяжелую работу делал Джим, мой механик.

— Ты, как всегда, наговариваешь на себя, Роберт.

— В самом деле, это пустяки, Люсинда. Совсем нетрудно. Мне просто повезло… что я случайно нашел это правило.

— Ты очень умен и придумал его.

— Я его не придумывал. Оно возникло само собой. Поэтому я находился на передовой, когда меня ранили. Все обстояло не так уж плохо. Я смог дождаться, когда наши войска перешли в наступление, и тогда меня отправили в тыл. Потом домой.

Твой дядя Джеральд навестил меня в госпитале.

Он сказал, что не видит препятствий для моего переезда в Марчлэндз. Для меня, Люсинда, это было похоже на приглашение в рай.