Сьюзен Кинг - Цыганское гадание Страница 34

Тамсин была среднего роста, как он помнил, но сейчас, в женском платье и босиком она казалась ему даже ниже и гораздо изящнее. Пока она разговаривала со стариком, Уильям воспользовался ситуацией, чтобы рассмотреть ее получше.

У нее были четкие, немного экзотичные черты лица. Прямой нос, полные губы, высокие скулы, красиво очерченный подбородок и большие глаза под темными бровями. Темные, почти черные волнистые волосы шелковым покрывалом окутывали ее плечи. Тонкие золотые кольца, продетые в мочки ушей, посверкивали из-под этого черного покрывала. Монисты из серебряных монеток, словно ожерелье, охватывали длинную красивую шею.

«А она хорошенькая, – подумал Уильям. – Наверное, потому, что рождена от людей, славящихся своей природной красотой». Когда она подняла на него глаза, он снова изумился их цвету. На ее смуглом живом лице они были как два холодных бледных изумруда.

Чем больше он рассматривал Тамсин, тем больше восхищался ею. Одежда девушки была проста, но удобна. Ноги оставались босыми. Она носила темную юбку и широкий пояс, надетый поверх льняной сорочки. Вместо шали на плечи был накинут тартан. Уильям заметил, что Тамсин ходила с непокрытой головой, хотя другие цыганские женщины, за исключением совсем молоденьких, носили обернутые вокруг головы платки. И еще он заметил, что во время разговора Тамсин держала одну руку спрятанной под пледом.

Устав ждать, когда барон наговорится со своей внучкой, некоторые цыгане подошли к Уильяму и принялись разглядывать его. Собаки лаяли не переставая. Кое-кто из детей заплакал. Как успел заметить Уильям, за малышами здесь ухаживали и воспитывали их не только женщины, но и мужчины.

Старик бросил быстрый, настороженный взгляд на Уильяма, потом кивнул и, скрестив обе руки на груди, еще раз склонил голову в знак приветствия.

Уильям уже видел раньше эту форму цыганского приветствия. Сейчас раненая рука мешала ему ответить так же, и он поклонился, просто приложив правую руку к сердцу.

– Добро пожаловать, риа, – сказал старик.

– Благодарю, риа, – ответил Уильям. – Мне очень жаль, что я прервал ваш праздник. Не могли бы вы оказать мне гостеприимство и помощь?

– Моя внучка, Чалаи, говорит, что ты спас ей жизнь, когда она попала под копыта лошадей, – продолжил старик. Он говорил по-английски, но с сильным акцентом. – А потом тебя ранили в руку. Так как Чалаи обязана тебе жизнью, ее бабка и я сам тоже обязаны тебе. Можешь присоединиться к нашей трапезе.

– Благодарю еще раз. Но твоя внучка ничем мне не обязана, как и ты сам. Это я обязан ей жизнью. – Он бросил быстрый взгляд на девушку. – Меня могли убить, если бы она не предупредила вовремя, что у наших преследователей пистолеты, – Пояснил Уильям, не сводя глаз с Тамсин. Она потупилась. – Я вынужден просить помощи лекаря. Я заплачу монетами.

Старик покачал головой.

– Никаких монет! Мы твои должники, добрый риа. Я – Джон Фо, граф Малого Египта, а это – моя свита. – Он обвел рукой остальных цыган. – Мы странники, путешествующие по твоей прекрасной Шотландии. Как тебя называть, житель границы? Откуда ты?

– Мое имя – Уильям Скотт. Я владелец замка Рукхоуп, что в Лидсдейле.

– Рукхоуп! Мы знаем этот каменный замок, – нахмурился Джон. – Я помню человека по имени Аллан Скотт из Рукхоупа.

– Это мой отец, – прошептал Уильям.

Джон Фо приложил руку к сердцу и низко склонил голову.

– Риа, твой отец был великодушен и добр к ромалам. Он давал нам кров и пищу, хотя все считали его разбойником.

– Я помню, когда я был еще ребенком, отец позволял цыганам… ромалам, – поправился Уильям, – разбивать лагерь на своих землях и пасти там своих лошадей. Если ты снова придешь на земли Рукхоупа, не сомневайся, я поступлю, как мой отец.

Джон Фо улыбнулся.

– Прими нашу благодарность! Мы рады видеть у себя сына Аллана Скотта. Он был добрым другом отцу нашей Чалаи.

– Да, был, – тихо согласился Уильям.

Старик расправил ладонь с короткими лопатообразными пальцами и обвел рукой поляну.

– Ты можешь остаться здесь, разделить с нами нашу пищу и позволить моей графине исцелить тебя. – Он повернулся к одной из кибиток. – Нона! Нона!

Уильям с интересом посмотрел в ту сторону, где стояла кибитка.

Занавеска, закрывающая дверной проем в задней части кибитки, приподнялась, и наружу хлынул свет. Через секунду в потоках этого света появилась фигура пожилой цыганки. Нона Фо замахала на мужа руками, потом ткнула пальцем в сторону Уильяма Скотта, и оба заговорили между собой приглушенными голосами.

– Она не хочет, чтобы я входил в ее кибитку, – прошептал Уильям девушке. – Вероятно, мне лучше уехать прямо сейчас.

– Когда они закончат спорить, она позволит тебе войти. Но им требуется на это определенное время. Они наслаждаются своими спорами.

– Наслаждаются? – переспросил Уильям, вопросительно глядя на Тамсин.

– Да. Дедушка говорит, что гнев Ноны распаляет его страсть, он становится неистощим, как молодой бык. – Девушка улыбнулась, блеснув белыми зубами, и Уильям не смог отвести от нее глаз. – Наберись терпения, Уильям Скотт. Цыгане никогда ни в чем не спешат.

– Я могу быть терпеливым, как камень, – прошептал он в ответ, убирая окровавленную руку с рукава, – но не тогда, когда истекаю кровью.

– Ах, эти мужчины… – промурлыкала Тамсин. – Они слабы, как котята, – добавила она, подражая тону своей бабки. Уильям заметил дразнящие искорки в ее глазах. Девушка легонько ткнула его в спину. – Смотри, они машут тебе. Входи, – она снова слегка подтолкнула его. – Дедушка сказал, что присмотрит за твоей лошадью. Иди же.

Уильям бросил на Тамсин скептический взгляд, а потом перевел его на старую женщину, которая, нахмурившись, стояла на ступеньках кибитки.

В глазах Уильяма совершенно ясно читались сомнения, которые обуревали его, и Тамсин пришлось еще раз подтолкнуть его в сторону кибитки.

Часть X

Уильям вошел в кибитку, низко пригнувшись, чтобы не задеть головой занавеску, прикрывающую вход. Он слышал, как сзади снова заиграла музыка и как Джон Фо крикнул что-то своим людям, возможно, что праздник продолжается. Он слышал и шаги Тамсин, которая вошла в кибитку за ним следом.

Нона Фо жестом пригласила его пройти. Бабушка Тамсин показалась Уильяму очень старой, высохшей от старости, маленького роста. Ее кожа была темного, почти коричневого цвета и вся покрыта морщинами, как высушенное яблоко. На плечи Ноны была накинута полосатая шаль, на голове – блеклый платок. Монисты из золотых и серебряных монет поблескивали на ее груди. Но глаза ее блестели, как черный янтарь, и в глубине этих глаз светилась мудрость.