Эмилия Остен - Жена-незнакомка Страница 34

– Оно ценное, – продолжила Жанна уже более решительно. – Я не стану продавать его, только заложу, и Кантильену дам меньше той суммы, что он запрашивал. А ты мне поможешь. Ты ведь знаешь, какой уважаемый человек в Париже даст денег под залог ожерелья?

– Я знаю, но… – Впервые в голосе мадам де Салль послышалась нерешительность. – Ты ведь не всерьез об этом говоришь?

– Элоиза, никогда серьезнее я в жизни не была. Мы должны откупиться. Иначе все разрушится прежде, чем мы успеем слово сказать.

– Но ты ведь понимаешь, что он придет снова и снова.

– Да, я понимаю.

Элоиза издала странный звук, нечто среднее между шипением и рычанием, и, выпустив ладони Жанны, скрестила руки на груди.

– Я опасалась этого. Неужели ты так просто сдаешься, милая моя?

– Кто говорит о том, что я сдаюсь? Я продолжаю войну, так, как умею.

– А почему ты уверена, что Кантильен никому не скажет ни слова, даже если ты заплатишь ему?

– Потому что он жаден. Недоброжелатель заплатит однажды, и эта сумма не будет слишком уж велика. Я могу платить долго. Во всяком случае, Кантильен так полагает.

– Но ты не сможешь.

– Нет.

– Тогда я не вижу выхода.

– Выход по-прежнему есть. Я должна рассказать все Раймону.

Некоторое время было слышно только потрескивание огня в камине и печальные крики ночной птицы где-то в саду. Лицо Элоизы походило на маску, высеченную умелым скульптором из темного гранита.

– Ты понимаешь, чем это закончится.

– Да. Но это единственный выход, если я не желаю платить Кантильену. А если я расскажу Раймону, мы все погибли.

– Или же, – медленно проговорила Элоиза, которой явно владела какая-то новая мысль, – ты должна сделать так, чтобы Раймон не смог тебя отправить на казнь и сам не поднял бы на тебя руку.

– Что ты имеешь в виду?

– Надо, чтобы он полюбил тебя, Жанна.

Она застонала и закрыла лицо ладонями, но даже в этой спасительной темноте не спрятаться было от беспощадной правды.

– Я не хочу поступать с ним так, Элоиза! Всем сердцем не хочу! Боже, да он этого не заслуживает, хоть и был не особо внимательным мужем все это время! – она опустила руки, стараясь не заплакать. – Так поступать с человеком, которого любишь, – самая ужасная мерзость, какую я себе могу представить. Я хотела, чтобы, несмотря на обман, наша семейная жизнь стала хорошей. И нужно просто подождать, дабы все это произошло. Мне кажется, я ему уже нравлюсь, и это так радует меня. Хотя я не смею надеяться, конечно. – Жанна усмехнулась. – Раймон – человек довольно холодный.

– Милая моя девочка, – произнесла Элоиза, – чудесная моя девочка, я ослышалась, или ты только что сказала, что любишь Раймона де Марейля?!

– Нет, ты не ослышалась. – Хранить свои маленькие тайны Жанна уже устала. – Так и есть.

Элоиза прижала ладонь к губам, и обе женщины молчали, пока Жанна не заговорила вновь:

– Не стану я обманывать Раймона хотя бы в том, что касается чувств. Не стану его соблазнять или иным способом расставлять ловушки. Это я не смогу сделать. Пусть хоть здесь у меня останется немного чести. Я заложу ожерелье и дам немного денег Кантильену, и постараюсь объяснить ему, что так не будет продолжаться, что я не смогу красть у мужа незаметно. Лишним будет говорить, что – не хочу. – Она снова поправила сползшую с плеч шаль. – Завтра мы поедем в Париж, Элоиза. Скажем, надо прикупить лент или что-нибудь еще, возьмем с собой слуг, дабы Раймон не решил нас сопровождать. Да и вряд ли он соберется. Мы зайдем в несколько лавок, в том числе и в ту ювелирную, где можно заложить ожерелье. Это ведь лавка?

– Да, – грустно произнесла мадам де Салль, – одна из лучших в городе, и язык за зубами там держать умеют.

Мадам де Салль после того, как овдовела, внезапно обнаружила, что муж оставил ей множество долгов. Покойный был человеком приятным, но крайне безответственным. Гордая Элоиза не смогла оставить все как есть и расплатилась, продав почти все имущество, а потому и вынуждена была искать убежища где-нибудь, где ее были рады принять и большие средства на проживание не потребовались бы. Неудивительно, что она знает лавки ювелиров, готовых без лишних вопросов заплатить за драгоценности.

Втайне Жанна испытывала надежду, что Элоиза придумает какой-нибудь выход (мадам де Салль отличалась сообразительностью и решительностью, а также имела драгоценный опыт жизни в Париже, полном интриг), однако, похоже, даже истинное хитроумие отступает перед лицом серьезных препятствий.

– Мы как лисы, обложенные в норе, – вдруг усмехнулась Элоиза. – Слышим со всех сторон тявканье, а запасного выхода не прорыли.

– Некуда рыть. Сзади – скала, – пробормотала Жанна. Оттого, что она долго смотрела на огонь, перед глазами теперь плясали оранжевые блики.

– Ну хорошо. – Мадам де Салль кивнула. – Завтра мы отправимся и заложим твое ожерелье, но обязательно выкупим его. Я тебе обещаю, девочка моя. А потом с Кантильеном побеседую я. – Она побарабанила пальцами по ручке кресла и заключила: – С волками жить – по-волчьи выть!

– Ты же только что упоминала лис.

– Ах, оставь, мне не до словесных игр. Я думаю о том, что Кантильен, проводя много времени в Париже, тоже мог где-нибудь… согрешить. Хорошо бы узнать, где именно и как, тогда у нас появилось бы оружие против него.

– Вот это я и ненавижу всем сердцем, – проговорила Жанна печально. – Интриги.

– Что поделать, если мы оказались в это втянуты? – Элоиза поднялась. – Мне нужно подумать о том, кто мог бы рассказать мне что-нибудь о твоем кузене. А тебе надо поспать. Если Раймон заподозрит что-то, игру можно считать проигранной.

– Я вообще не хочу играть, – сказала Жанна. Элоиза покачала головой, поцеловала воспитанницу на ночь и ушла.

Мадам де Салль была права, следовало отдохнуть, однако Жанна не могла сомкнуть глаз. Страх, любовь, стыд и надежда сплелись в ее душе в настоящий гордиев узел, а такие узлы, как известно, распутать невозможно – только разрубить. Но если рассказать правду Раймону… Нет. Несмотря на его расположение, достигнутое за прошедшие дни, Жанна по-прежнему была уверена, что он поступит, как велит долг. А долг велит сдать преступницу властям и позабыть о ней.

Некоторое время Жанна лежала на кровати, тщетно пытаясь заснуть, и даже задула все свечи, надеясь, что благословенная темнота поможет. Но нет. Когда в щель между ставнями прокралась первая робкая полоска рассвета, Жанна поняла, что не в силах больше оставаться здесь. Ей нужно было покинуть эту комнату-клетку, хотя бы ненадолго. И побыстрее.

Раймон спал мало и недолго: солдатская привычка просыпаться еще до рассвета иногда служила плохую службу. Он проснулся в полутьме и некоторое время лежал, рассматривая полог над кроватью, однако это занятие быстро прискучило шевалье де Марейлю. Норбер ночевал со слугами, и Раймон не собирался его будить – общество Пелуза сейчас ему не требовалось. А требовался свежий воздух и хорошая прогулка.