Патриция Райан - Солнце и луна Страница 34

Филиппа вздохнула. Пора было выяснить, как там обстоят дела с Олдосом. Длинный каменный коридор тонул в полумраке. Прижавшись ухом к двери соседней комнаты, Филиппа расслышала, как внутри напевают, и узнала застольную песенку, которой научил всех желающих Тристан де Вер. Судя по всему, Олдос был один.

Жаль.

Вернувшись к себе, Филиппа задула все свечи и приоткрыла дверь настолько, чтобы можно было видеть ближайшую часть коридора.

Она приготовилась ждать.

Олдос Юинг, чисто выбритый и надушенный, возлежал на пуховой перине. Легкий скрип двери заставил его вздрогнуть и приподняться.

Ну, наконец-то!

Сейчас они будут отомщены, все те годы в Париже, когда он сходил с ума по Филиппе де Пари, но вынужден был утешаться с потаскухами. Сколько раз ему снилось, как она входит к нему ночью и шепчет: «Я твоя! Делай со мной все, что угодно!» Сколько раз он задавался вопросом: каково это – овладеть этой холодной, неприступной женщиной? И вот теперь наступил момент, когда ему предстояло это выяснить.

Дверь отворилась. Один этот звук вызвал волну возбуждения. Олдос поспешил освободиться от одежды, чтобы его возбужденная плоть торчала наружу. В почти полной темноте коридора гостья казалась существом нереальным, черный плащ скрывал ее стройную фигуру. Готовясь к этому визиту, Олдос осветил спальню десятком свечей, надушил простыни лавандой и усыпал постель цветами. Какой высокой казалась Филиппа в этом одеянии… что-то уж слишком высокой, если приглядеться.

– Леди Маргерит! – ахнул Олдос, когда та сбросила капюшон со своих рыжих волос.

– Я думала, наша встреча должна пройти в обоюдном молчании. Или это касается только меня?

– Прошу прощения, но…

– Правила игры, если уж они названы, должны строго соблюдаться.

Маргерит де Роше расстегнула и уронила с плеч плащ. У Олдоса пресеклось дыхание.

Она была обнажена, но не вполне, хотя черные чулки с подвязками и черные с позолотой туфельки вряд ли можно было назвать одеждой. Они лишь оттеняли молочную белизну кожи. Волосы у нее в паху тоже были рыжие, как и те, что каскадом падали на спину, груди – крепкими, как наливные яблоки. Заметив, что она накрасила соски, Олдос ощутил новый спазм возбуждения.

– Итак, примем правила!

– П-правила?

Маргерит опустила правую руку, которую до этого держала за спиной. В руке оказался хлыст, такой, какими флагелланты истязали себя. От мощного стеснения в паху у Олдоса перехватило дыхание.

– Ну а как же! – Она приблизилась к постели, перекинула ногу через его бедра, упершись коленом в надушенные простыни, и достала из-за подвязки миниатюрный свиток пергамента. – Ты сам их выбрал, эти правила: войти без стука, не говорить ни слова и сдаться на милость друг друга.

– Да, но… – Олдос громко глотнул, глядя, как она трется обнаженной ногой повыше подвязки о его напряженную плоть. – Откуда у вас эта записка?

– Мне ее сунули под дверь.

– Она была предназначена другой! Я попросил сестру передать, и она…

– Решила сыграть с нами шутку? – Маргерит расхохоталась. – С нее станется!

Олдос вынужден был согласиться. Клер обожала разного рода интрижки и нередко подталкивала к ним окружающих.

– Что ж, мы попались на удочку, – задумчиво произнесла Маргерит, продолжая ритмичное движение ногой. – Вопрос в том, как быть дальше.

Как быть дальше? Олдос сделал над собой усилие, пытаясь сосредоточиться. Если Клер не потрудилась передать Филиппе утреннюю записку, логично было предположить, что и вечерняя не дошла по адресу, иначе к чему весь розыгрыш? Можно было не опасаться появления Филиппы в неподходящий момент.

– Итак?

Не сводя с Олдоса холодного взгляда зеленых глаз, Маргерит пощекотала кончиком хлыста свои груди, заставив затвердеть ярко накрашенные соски. Потом она вложила рукоятку между ног и принялась покачивать. Олдос непроизвольно стиснул кулак, скомкав записку. Отбросив комок пергамента, он потянулся к Маргерит.

– Не спеши! Мы еще не обсудили правила. – Она с силой хлестнула его по протянутым рукам. Олдос отдернул их с криком боли, постыдно визгливым для мужчины. – Твои правила не так уж плохи, но они не по мне. Предпочитаю все наоборот: я говорю – ты молчишь, я приказываю – ты подчиняешься.

– Я, право…

– Молчать! – Маргерит сунула ему в раскрытый рот рукоятку хлыста, хранившую ее влагу и аромат. – Думай, что тебе заблагорассудится, но помалкивай, иначе… – почти совершенно вынув рукоять, она вдруг затолкнула ее, чуть ли не в самое горло, – иначе придется вставить тебе кляп. Если ты согласен на мои условия, можешь кивнуть.

Задыхаясь, он кое-как ухитрился сделать нужное движение – и был свободен. Сладостный воздух наполнил легкие, из глаз покатились слезы облегчения.

– Нет, нет, оставь, – засмеялась Маргерит, когда он потянулся их смахнуть. – Какой женщине не по душе мужчина, способный плакать? Что касается того, чтобы сдаться на милость друг друга, то я готова принять твою полную и безоговорочную капитуляцию.

Олдос кивнул, до глубины души пораженный не столько подобным обращением, сколько своей покорностью. И это была не единственная реакция на унижение – он был невероятно, до боли напряжен.

– Ложись навзничь и спусти исподнее!

Почти без колебаний он подчинился и лежал молча, остро чувствуя свою беззащитность, пока Маргерит оценивала его мужские достоинства.

– Пойдет, – заключила она и больно пнула его острым мыском туфельки в бедро. – На живот!

Олдос повернулся. Алые атласные простыни приятно освежили перевозбужденную плоть, но потом он ощутил некоторый дискомфорт и осмелился подать голос:

– Все эти цветки и листочки колются!

– Очень кстати. – Маргерит, как кошка, прыгнула на него, оседлав вытянутые ноги. – Эта хорошенькая попка будет еще симпатичнее, когда я ее как следует, распишу. Что скажешь, раб?

Он лихорадочно закивал. Она потянулась за чем-то, всем телом откинувшись назад. Повернув голову, Олдос увидел, что она отвязывает шнур, которым половина полога была привязана к витой деревянной подпорке. От рывка парчовое полотнище развернулось, а затем и остальные три, образовав что-то вроде белого походного шатра.

– Ну-ка, согни ногу.

Маргерит связала его запястья с лодыжками. Теперь Олдос был совершенно беспомощен. От прикосновения хлыста к ягодицам его кожа покрылась мурашками.

– Тебе нравится, раб? – Она просунула руку между его ног и сомкнула пальцы вокруг его возбужденной плоти. Ответом был сдавленный стон. – Конечно, нравится. Только не вздумай тереться! Я вовсе не хочу, чтобы ты взял да и кончил. Если это вообще случится, то лишь тогда, когда я того пожелаю.