Шерри Томас - Ночные откровения Страница 34

– Нет, – отрезал Вир.

Элиссанда обвила руками несгибаемую шею и коснулась его губ своими. Но только на мгновение – муж решительно отстранился.

– Вы совершенно опьяневшая, леди Вир.

– Нет, – гордо возразила она, – не опьяневшая, а опьяненная.

– В любом случае вам следует отправиться в свою спальню и лечь в постель.

– Я хочу лечь с тобой, – выдохнула она. – Да пребудет возлюбленный мой у грудей моих.

– Иисусе…

– Нет, Элиссанда. Меня зовут Элиссанда.

– Ну хватит, леди Вир. Даю вам возможность уйти.

– Но я не хочу!

– Тогда уйду я.

– Но вы не можете!

– Да неужели?

Ее язык, без запинки декламировавший строки из Песни Песней, снова отказался произносить: «Пожалуйста, не уходи. Мы должны, ради моей тети. Прошу тебя».

Маркиз не мог не заметить, как тетушка Рейчел увяла и ослабела в том доме. Он не может не понимать, как важно освободить бедняжку от дальнейшего гнета. Он наверняка так же сострадателен и проницателен, как и красив.

Неимоверно красив – Элиссанда просто не могла налюбоваться. Иисусе сладчайший, какая чувственная линия подбородка. А великолепные скулы! А глаза цвета знаменитого бриллианта! Она могла смотреть на этого мужчину весь день – и ночь – напролет.

– Нет, – повторил Вир.

Элиссанда бросилась мужу на грудь. Как он прочно сложен! Как ей хотелось в самые черные минуты жизни обнимать кого-то, похожего на него! От объятий тетушки Рейчел становилось только тоскливее, а рядом с лордом Виром она чувствовала себя в безопасности. Он был подобен крепости.

Элиссанда поцеловала маркиза в плечо – до чего же ей нравится на ощупь и вкус его кожа! Она поцеловала его шею, ухо, щеку – не гладкую, а слегка колючую, сладко оцарапавшую ей подбородок.

Она поцеловала мужа в губы, накрыв их соблазнительные изгибы своими губами, провела кончиком языка по его зубам, ощущая привкус выпитого виски.

Ох, мамочки… он… его…

Они стояли бедром к бедру, и Элиссанда явственно ощутила отвердевшую плоть, становящуюся еще тверже.

А затем она больше ничего не чувствовала, потому что подлетела вверх. Приземление на кровать вышибло из нее почти весь воздух и превратило комнату в вертящийся калейдоскоп. Но, силы небесные, как же он могуч! Элиссанда весила добрых девять с половиной стоунов, а он поднял и швырнул ее, словно букет невесты.

Маркиза улыбнулась мужу.

– Прекрати, – процедил тот сквозь стиснутые зубы.

Никогда больше не улыбаться – именно так она и намеревалась поступить. За неожиданное понимание Элиссанда улыбнулась супругу с еще большим чувством. Пожалуй, следует пересмотреть полный запрет на улыбки. Временами это даже приятно, вот как сейчас, когда ты вырвалась из заточения, и теперь свободна, счастлива и в ладах со всем миром.

– Иди ко мне, – поманила она мужа пальцем.

На сей раз он послушался. Угрожающе нависнув над женой, маркиз обхватил ладонями ее лицо.

– Послушай и слушай внимательно, если способна соображать своей взбалмошной бестолковой головой: нет. Ты сумела заманить меня в ловушку и вынудить жениться – но ты не заставишь меня спать с тобой. Скажи еще хоть слово – и я сегодня же аннулирую этот чертов брак и отправлю тебя обратно в тот сумасшедший дом, из которого ты сбежала. Так что заткнись и убирайся отсюда!

Элиссанда продолжала улыбаться мужу. Когда он говорит, его губы двигаются так завораживающе… Надо будет попросить, чтобы лорд Вир ей почитал – она сможет часами лежать и пожирать его глазами.

Но тут громкие слова начали проникать в ее уши, затем – в разум. «Нет, маркиз не мог сказать это всерьез», – покачала Элиссанда головой. Он – ее крепость. Он не вышвырнет ее за стены на радость дяде.

– Я серьезно, – повторил муж. – Вон отсюда.

Она не могла уйти. Она могла только лежать и беспомощно трясти головой.

– Не гони меня. Пожалуйста, не заставляй меня уходить!

Не заставляй меня возвращаться туда, где я не могу сделать ни единого свободного вдоха, где ни один миг не обходится без страха и ненависти!

Маркиз стянул жену с кровати и поставил на ноги, крепко удерживая за руку. Затем безжалостно дотащил до все еще открытой двери и подтолкнул так, что Элиссанда, спотыкаясь, вылетела на середину гостиной.

За ее спиной хлопнула закрытая с размаху дверь.

* * * * *

Часом позже Вир вышел из спальни за куском торта. Целый день он почти ничего не ел, и все на свете виски больше не могло заглушить сосущее чувство голода.

Только доедая второй кусок, он понял, что жена рыдает в своей спальне: звук был слабым, почти неслышным. Опустошив тарелку, маркиз вернулся в кровать.

Однако через пять минут он снова был в гостиной. Но зачем? Неужели ему не все равно? Сказанные слова намеренно были такими, что любая расплакалась бы. А женские слезы совершенно не действовали на Вира: дамы с криминальными наклонностями или душевными расстройствами – не говоря уж об обычных интриганках – были, как правило, страшно плаксивы.

Вир вернулся в постель и осушил бутылку виски до последней капли. Но черт его дери, если спустя три минуты он опять не очутился в гостиной.

Открыв дверь в спальню Элиссанды, маркиз не сразу увидел супругу. Ему пришлось обойти кровать, за дальним краем которой на полу сидела новобрачная, подтянув коленки к груди и рыдая – подумать только! – в подвенечную фату.

Фата превратилась в промокший комок. Лицо судорожно всхлипывающей жены покраснело и пошло пятнами, глаза опухли. Лиф подвенечного платья отсырел от слез.

– Я не могу уснуть из-за твоего плача, – раздраженно произнес Вир.

Элиссанда подняла безжизненное лицо, явно дожидаясь, пока фигура мужа прекратит двоиться перед расплывающимся взглядом – и вздрогнула.

– Извини, – пролепетала она. – Я сейчас перестану. Только, пожалуйста, не отсылай меня.

Маркиз не мог решить, которую из двух лицемерных леди Вир ненавидит больше: лучезарно улыбающуюся или смиренно проливающую слезы.

– Ложись спать. Сегодня я никуда не стану тебя отсылать.

Губы задрожали – Господи Боже! – с благодарностью. От досады – и презрения, и гнева, которые невозможно было залить целым морем виски – Вир не нашел ничего лучшего, чем добавить:

– Подожду до завтрашнего утра.

Элиссанда прикусила нижнюю губу, глаза вновь наполнились влагой. Слезы покатились по уже и так мокрому лицу, капая на свадебный наряд. И ни звука при этом – плач был тихим, как смерть.

Отведя от Вира взгляд, она начала раскачиваться взад-вперед, словно пытающийся успокоиться ребенок.