Евгения Марлитт - Наследница. Графиня Гизела Страница 34

— Госпожа Франк? — переспросил он, будто не веря своим ушам, и быстро возвратился к скамейке. — Это вы можете выбросить из головы, — сказал он повелительно. — Я никогда не дам на это своего согласия!

Молодая девушка с негодованием поднялась.

— Вы не дадите вашего согласия? — спросила она гордо. — Мне оно и не нужно! Через четырнадцать дней я буду совершенно свободна и могу идти, куда хочу.

— Положение изменилось, Фелисита, — возразил он сдержанно. — Я имею больше прав над вами, чем вы думаете. Целые годы могут пройти прежде, чем эти права потеряют свою силу, и даже тогда неизвестно, освобожу ли я вас.

— Это мы увидим, — сказала она холодно с решительным видом.

— Да, это вы увидите… Я вчера говорил с доктором Бёмом, лучшим другом моего покойного отца, о вашем вступлении в наш дом, и от него узнал, что вы были отданы отцу под непременным условием: остаться под нашей опекой до тех пор, пока вас не потребует ваш отец или вы не найдете себе другого честного защитника, который даст вам свое имя. Отец назначил меня исполнителем своей воли по его смерти, и я решил выполнить это условие.

Молодая девушка потеряла самообладание.

— О Боже! — воскликнула она вне себя. — Неужели это мучение никогда не прекратится?! Меня хотят заставить и дальше жить в этой ужасной зависимости?… Годами меня поддерживала мысль о том, что, когда мне исполнится восемнадцать лет, я буду свободна. Только благодаря этому я могла казаться спокойной и неуязвимой, в то время как в душе невыразимо страдала. Нет! Я не буду больше тем терпеливым существом, которое из уважения к воле покойного позволяло порабощать и унижать себя! Я не хочу!.. Не хочу иметь больше никакого дела с Гельвигами — во что бы то ни стало я стряхну с себя эти ненавистные оковы!

Профессор взял ее руки в свои. Он смертельно побледнел при последних словах.

— Опомнитесь, Фелисита! Не бунтуйте против самой себя, как маленькая бессильная птичка, которая скорее разобьет себе голову, чем подчинится неизбежному. «Ненавистные оковы»? Разве вы не чувствуете, что этими словами причиняете мне невыразимую боль? Вы будете совершенно свободны в своих действиях, но я хочу защищать и охранять вас, как нежно любимое дитя… Я хочу, чтобы вы наконец испытали чувство человека, о котором думают и заботятся любящие его люди… В последний раз я приказываю вам как опекун! Я уничтожу ваше соглашение с госпожою Франк!

— Только сделайте это! — произнесла она, и последняя капля крови схлынула с ее щек. — Я тоже буду действовать, и можете быть уверены, что я буду защищаться до последней возможности!

Никогда еще за всю ее короткую и тяжелую жизнь в ее душе не бушевала такая буря, как в эту минуту. В ней поднималось что-то новое, незнакомое, точно отзвук на его искренние убеждающие речи… Как темная грозовая туча, висела страшная опасность над ее головой, и, инстинктивно чувствуя ее, она решила вырваться во что бы то ни стало. Неужели он уже теперь имел такую власть над ней, что каждое резкое слово, сказанное ему, причиняло боль ее собственному сердцу?

Он все еще держал руки Фелиситы и в то время, как она говорила, не отрывал проницательного взгляда от ее лица. От глаз врача и опытного человека не укрылась тайна этой гордой, но чистой и невинной души.

— Вы ничего не сделаете! — сказал он спокойно, почти весело. — Я буду следить за вами, и вы не уйдете от меня, Фелисита… Здесь в X. я ни в коем случае вас не оставлю и в Бонн без вас не поеду!

Заскрипела калитка, но оба не заметили этого. Явилась Роза и доложила профессору, что госпожа Гельвиг ожидает его в гостиной, а госпожа советница также очень просит его прийти поскорее.

— Разве она нездорова? — сурово спросил профессор.

— Нет, — удивленно ответила горничная, — но кофе скоро будет готов.

— Хорошо, я приду, — сказал профессор, не двигаясь с места. Он, видимо, надеялся, что Роза уйдет, но его ожидания не оправдались, и должен был уходить он.

— Не оставайтесь здесь долго, — сказал он Фелисите. — Ветер усиливается.

Он исчез за стеной тисов. Фелисита беспокойно ходила по плотине, напрасно стараясь вернуть утраченное спокойствие, чтобы отдать себе отчет в своем теперешнем положении… Итак, принужденная снова нести свое иго, она лишается не только самостоятельности, но еще должна жить вблизи от него и ежедневно видеться с ним? Она сделала все, чтобы доказать ему, что ненавидит его всей душой и останется непримиримой на всю жизнь. Она предпочла бы скорее еще годы терпеть дурное обращение госпожи Гельвиг, чем один месяц прожить близ него. Уже только его голос, ставший в последнее время таким мягким и задушевным, заставлял сильнее биться ее сердце — конечно, из-за ненависти. Недавно рассказанная им сказка заставила ее много думать, и единственное возможное решение этой загадки подтверждали его слова: «Фелисита, я хочу, чтобы вы наконец испытали чувство человека, о котором думают и заботятся любящие его люди». Несмотря на ее решительное заявление, он все-таки намеревался распоряжаться ее сердцем и хотел связать ее навеки с каким-нибудь человеком по своему выбору. Таким образом, она была бы пристроена, а его несправедливость — заглажена… Но она не позволит так распоряжаться собой! Что удерживало ее от того, чтобы теперь же пойти к советнице Франк и стать под ее защиту? Но существовал еще маленький серый ящичек, приковывающий ее к этому злосчастному дому. Ради него она должна была оставаться здесь до последней минуты…

XXIII

Анхен прервала мучительные думы Фелиситы, ласково взяв ее за руку и потащив к дому. Фелисита села в холле и достала работу. Двери маленькой кухни и гостиной были широко раскрыты. Советница очень мило исполняла обязанности хозяйки. На ней был нарядный шелковый передник, в белокурые локоны была воткнута сорванная мимоходом красная роза, ее маленькие ножки двигались с детской легкостью, а розовое лицо приняло счастливое и довольное выражение, как у ребенка, который с серьезным видом выполняет возложенную на него обязанность.

В то время как она хозяйничала в кухне, в гостиной между госпожой Гельвиг и адвокатом шел разговор о завещании старой девы. Генрих и Фридерика говорили Фелисите, что барыня теперь ни о чем другом не говорит и не думает, как только о завещании. Фелисита посмотрела на госпожу Гельвиг: ее лицо казалось постаревшим, и в манере говорить появилась непривычная торопливость. Профессор не принимал участия в разговоре. Погруженный в свои мысли, он ходил по гостиной и, проходя мимо двери, бросал проницательный взгляд на работающую девушку.