Барбара Картленд - Встречи и разлуки Страница 34

Норман Воган — так зовут друга Клеоны — сопровождает сэра Сидни повсюду, и я полагаю, он стал для него незаменимым помощником.

Думаю, в скором времени он мог бы скопить достаточно денег, и тогда ничто не помешало бы им пожениться. Клеона очень скрытная и никогда не рассказывает мне о своих чувствах. Но у нее появился блеск в глазах, и она выглядит такой счастливой, когда Норман появляется или звонит ей.

У них очень много общего, одинаковые вкусы, и они могут сидеть часами, обсуждая только что вышедшую в свет книгу, или ходят на концерты.

Я тоже ходила с ними несколько раз, и мне понравился Норман. Правда, он очень серьезный, и должна признаться, что, если бы мне пришлось часто с ним видеться, я сочла бы его скучным.

Но Клеона считает, что лучше его никого на свете быть не может, а когда начинаешь кем-нибудь так восхищаться, это значит, что ты уже по крайней мере наполовину влюблена.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Клеона помолвлена, и я очень счастлива за нее.

Она пребывает в блаженстве, но они смогут пожениться самое меньшее месяца через три.

Во всяком случае не раньше Рождества, потому что перед Рождеством сэр Сидни Рэксворт ужасно занят и у Нормана будет слишком много дел, чтобы выбрать время жениться.

Клеона за последние недели совершенно изменилась. Куда только делось ее вечно печальное выражение лица? Она выглядит бодрее и жизнерадостней.

Как только у нее находится свободный момент, она сразу же устремляется покупать приданое.

Клеоне больше всего нравится, что они собираются жить за городом.

У сэра Сидни множество домов, но большую часть времени он проводит в Чешире, и он предложил Норману небольшой коттедж в своей усадьбе, находящейся всего в двух милях от его собственной резиденции «Пять дубов».

Я невольно завидую Клеоне и Норману — они так влюблены друг в друга, прямо как Гарри и я в свое время. Норман мне чем-то напоминает Гарри, особенно когда он проявляет такую заботу о Клеоне.

Он обращается с ней так бережно, словно она сделана из фарфора. Меня иногда угнетает мысль, что, сломай я себе лодыжку или, например, палец, никому до этого и дела нет.

Наверно, было бы уж слишком нахально ожидать, что я когда-нибудь встречу кого-нибудь такого же замечательного, как Гарри.

Думаю, в жизни ничто не повторяется, и скорее всего мне до конца дней придется довольствоваться малым, и чем дальше, тем хуже.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Вчера утром я лежала в постели и наслаждалась тем, что мне не нужно вставать и бежать в ателье, когда дверь распахнулась и вошла Клеона.

Как только я увидела ее лицо, я поняла, что случилось нечто ужасное.

— В чем дело? — спросила я, стремительно садясь в постели.

Она присела на краешек кровати и протянула мне письмо.

Я подумала сначала, что Норман ее бросил или, например, вообще что-нибудь ужасное: что он погиб, но, прочитав письмо, поняла, что все эти опасения напрасны.

Дело оказалось не в Нормане, причиной всех осложнений был первый муж Клеоны.

Надо сказать, что я о нем уже совсем забыла. Клеона никогда не говорила со мной об этом периоде ее жизни, и я думала, что девушки в ателье были правы, когда говорили, что она или вообще никогда не была замужем, или ее муж умер.

Однако граф ди Риволи — ну и помпезная фамилия, прямо как из какой-нибудь пьесы! — умирать и не собирался и все еще официально считался мужем Клеоны.

Она и вправду думала, что он умер, так как несколько лет не имела от него известий. Но оказывается, что все это время он жил в Италии в какой-то деревушке и выращивал там фиалки или что-то в этом роде.

Единственная хорошая новость заключалась в том, что у него была связь с какой-то очень хорошенькой итальянской актрисой, и, значит, Клеона могла с ним развестись.

Когда я закончила читать письмо и ничего еще не успела сказать, Клеона, сдержанная, рассудительная, здравомыслящая Клеона, вдруг горько разрыдалась.

Я просто не знала, чем ее утешить, и, конечно, тоже расплакалась — я всегда плачу, когда вижу чьи-нибудь слезы, даже в кино или на сцене.

Какое жуткое невезение!

— Перестань, дорогая, не надо, — повторяла я, — не плачь, Клеона, я уверена, что так или иначе все образуется.

И я молюсь, чтобы все кончилось хорошо, ради нее.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

День начался очень скверно, с неприятностей из-за денег.

Поверенные Пупсика перестали мне что-либо выплачивать, и хотя мистер Черч обратился в суд, думаю, пройдет много месяцев, прежде чем дело будет рассмотрено.

Все это кажется мне очень странным и очень меня беспокоит, но мне не хочется об этом много говорить, чтобы не расстраивать Хью, потому что именно он настоял, чтобы я обратилась к мистеру Черчу.

Все утешали меня, и я не сомневаюсь, что все, что они говорят, правильно и что все к лучшему, но интересно, задумывались ли они над тем, откуда мне брать деньги на квартиру, на новые туфли, на костюмы и на прическу (без чего никак не обойтись), если дохода у меня никакого?

Я размышляла об этом сегодня утром, одеваясь, и думала, где бы мне достать работу, когда мне сообщили, что кто-то хочет меня видеть.

Я сказала, что пришедший может войти, и, к моему удивлению, появилась маленькая, бедно одетая женщина.

Она была сухонькая, лицо все в морщинах, как печеное яблоко, но при этом удивительные блестящие голубые глаза. Я никак не могла сообразить, кого она мне напоминает, пока она не сказала, что она мать Бесси.

Я была поражена. Я пригласила ее сесть, согрела чаю, и мы долго говорили с ней и плакали.

Она такая милая, застенчивая и скромная. Они с мужем живут в Уэльсе. Муж у нее садовник.

Она рассказала мне, в каком ужасе они были, когда Бесси поступила на сцену. А я подумала, что если бы они знали всю правду о ее жизни, то еще больше ужаснулись.

Я скоро поняла, что Бесси никогда не говорила матери ни слова о мужчинах в своей жизни. Миссис Эванс то и дело повторяла:

— Отцу не нравилось, что Бесси пошла в актрисы, — ведь мы всегда были люди порядочные.

Бедняжка только что узнала о смерти Бесси. Это известие появилось в лондонской прессе, а их местная газета его перепечатала. Да и с тех пор прошло много времени, пока соседка не показала ей это сообщение.

Я сказала, что Бесси надорвалась, и ей пришлось сделать операцию. Старушка очень переживала и все твердила:

— Она росла таким здоровым ребенком, мисс, вы не поверите. Лет восьми-девяти она была такая крепышка и такая хорошенькая. Она у нас всегда брала призы на детских конкурсах красоты, и все соседи нас поздравляли с такой дочкой.