Грегор Самаров - На берегах Ганга. Торжество любви Страница 35

Далее капитан рассказал про Мизорского льва, его могущество, жестокость и ненависть к христианам и европейцам. Все слушали, затаив дыхание. Капитан вдруг стал героем дня; а когда он описал битву при Мадрасе, отступление Гайдера-Али, его внезапную смерть — о ней он упомянул глухо и вскользь, — когда он рассказал о своих переговорах о заключении мира с Типпо Саибом, то со всех сторон послышались радостные, одобрительные восклицания, так что Филипп Францис не мог вставить ни слова.

Потом капитан рассказал, как Гастингс, всем рискуя, отправился в Бенарес и без посторонней помощи покорил Шейт-Синга; как он заставил набоба Аудэ заплатить военные издержки, так что из величайшей опасности Англия вышла более могущественной, чем когда-либо, а богатство компании достигло небывалых размеров.

— Итак, — закончил капитан, — враги сэра Уоррена обвиняют его в том, что он поколебал власть Англии и нажил ей врагов. Это не так. Напротив, врагов Англии он поразил, а приобрел друзей, которые, может быть, стали таковыми из страха перед непобедимостью Англии; и если теперь Индийское царство стало надежной, неотъемлемой собственностью Англии, то только благодаря самоотверженной, неутомимой и бесстрашной деятельности генерал-губернатора.

Капитан поклонился.

Когда возгласы одобрения несколько стихли, Филипп Францис вскочил:

— Лорды и джентльмены! Все, что мы сейчас слышали, звучит очень красиво, а капитан Синдгэм — слуга губернатора, он обязан сэру Уоррену Гастингсу всем своим положением и существованием! И если он говорит в пользу губернатора, то он говорит в свою пользу. Я не хочу обвинять капитана в заведомо ложном изображении фактов, но если вы будете основывать свое решение на его словах, то вы с таким же успехом могли бы основывать его на докладах самого сэра Уоррена Гастингса.

— Францис прав. Капитан чересчур пристрастный свидетель, — поддержал Эдмунд Бурке. — Он произнес защитительную речь в адрес губернатора, но у нас есть еще показания свидетелей, внесенные в акты комитета лорда Дундаса, а также и в мои.

Тогда лорд Дундас поднялся и заговорил снова:

— Я согласен, что уважаемый сэр Эдуард Синдгэм — друг генерал-губернатора, и это обстоятельство, конечно, не могло не наложить отпечаток на его речь. Но я хочу вам огласить мнение человека, мне близкого. Он лично на месте изучил все стороны дела. И хотя я знаю, что, отправляясь в Индию, он имел предубеждение против губернатора и его управления, теперь он изменил свои взгляды. Свидетель, о котором я хочу сообщить уважаемому собранию, — лорд Чарльз Торнтон, мой племянник, сын маркиза Хотборна. Лорд Чарльз основательно познакомился с положением дел в Индии и тогда только прислал мне свой доклад.

Лорд Дундас прочел доклад своего племянника, в котором тот убедительно доказывал, что при своеобразных индийских условиях, о которых в Европе никто не может правильно судить, губернатор сэр Уоррен Гастингс сделал все необходимое для упрочения английского владычества и притом с крайней осмотрительностью и полным забвением собственных интересов.

В своем докладе лорд Чарльз изображал все принятые меры совершенно так же, как капитан; он доказывал, что управление, взимание податей и торговые мероприятия Англо-Ост-Индской компании организованы отлично, глубоко продуманы и дают блистательные результаты. Кончал он свой доклад, так же как капитан, твердым заявлением, что сэр Уоррен Гастингс оказал своему отечеству огромную услугу, так как Индийское царство надолго и прочно закреплено за английской нацией только благодаря его управлению и умелому ведению дел.

Доклад произвел на собрание, находившееся еще под влиянием речи капитана, такое впечатление, против которого ничего не могли поделать ни Филипп Францис, от злобы совершенно утративший способность соображать, ни Эдмунд Бурке. Как опытный парламентский оратор, вполне понимавший настроение своих слушателей, Бурке молчал. Филипп Францис попробовал усомниться в показаниях лорда Торнтона, но многочисленные возгласы неудовольствия прервали его речь. Тогда встал директор компании.

— Я думаю, — подытожил он, — что после всего услышанного уважаемое собрание может решиться оставить без рассмотрения предложение палаты общин как основанное на недостоверных сведениях. Верхняя палата сама убедится, что ее предположения неверны, и не усмотрит в нашем решении, на которое мы имеем полное законное право, ни малейшего пренебрежения к мнениям и желаниям парламента.

— Конечно, нет, — кивнул лорд Дундас, — и я сам, подавший повод к подобному предложению, позабочусь, чтобы и парламент, многие уважаемые члены которого тут присутствуют, был вполне осведомлен о настоящем положении вещей.

— Поэтому я предлагаю, — продолжал председатель, — уважаемому собранию выразить генерал-губернатору Индии сэру Уоррену Гастингсу признательность и благодарность компании за его ведение дел и добавить, что компания не только согласна с его руководящими принципами, но и со всем тем, что он на основании их сделал, и что оно уполномочивает его и впредь поступать в том же духе.

Решение приняли почти единогласно, только Бурке и некоторые его друзья не согласились. Они отлично знали, что их несогласие ни к чему не приведет, но хотели остаться верными своим взглядам.

— Желаю вам счастья, сударь! — сказал Филипп Францис капитану. — Вы еще раз оказали своему покровителю большую услугу, еще раз одержали для него победу, но об одном вы все-таки забыли: здесь не вещают людей, как в Индии. Нункомар, которого вы победили, умер и останется мертвым, но мы живы. Мы еще увидимся с вами!

— Я сказал бы неправду, сударь, — возразил капитан, — если бы стал утверждать, что охотно встретил бы вас на своем пути, но я никогда не отступал перед врагом. Этому я научился у сэра Уоррена Гастингса, и я осмелюсь вам дать совет никогда не становиться ни мне, ни ему поперек дороги!

Он отвернулся, холодно поклонившись. Его окружили со всех сторон, каждый стремился с ним познакомиться, пожать ему руку, пожелать счастья и поблагодарить за его речь. Знатнейшие лорды приглашали его к себе, и хотя он не имел склонности вращаться в большом свете, но все же принимал эти приглашения не только для того, чтобы оказать Гастингсу дальнейшую поддержку своими рассказами о положении дел в Индии, но чтобы также создать себе самому известное положение в знатном английском обществе. Во время своего пребывания в Лондоне перед ним предстал чуждый для него мир, и он сразу понял, как важно его завоевать не только для себя, но и для Маргариты. Он некоторым образом являлся героем дня, и самые знатные дома всячески старались залучить его на свои обеды и рауты, чтобы послушать его рассказы о войнах, напоминающих Средние века, и об охотах в дебрях и равнинах далекой Индии.