Робин Максвелл - Синьора да Винчи Страница 35

— Здесь есть простор для воображения, — вымолвил Верроккьо, которому явно пришлась по душе идея праздника.

Гвидо вернулся с вином, которое тут же пустили по кругу. Боттичелли, Верроккьо и Лоренцо принялись шептаться в сторонке, обсуждая увеселения новой феерии.

Я улучила минутку и подошла к Леонардо. Все это время он беззастенчиво взирал на меня, очевидно недоумевая, как могло случиться, что его мать оказалась в подобном собрании. Я сама дивилась этому ничуть не меньше. Садик был слишком мал, а чужих ушей слишком много, поэтому мы вынуждены были на месте изобретать секретный пароль для нашего общения. Как бы там ни было, а Леонардо и я с малых лет прошли хорошую выучку в школе хитроумия.

— Как поживает твоя сестра? — многозначительно спросил он.

— Я заезжал в Винчи на пути из Рима, — улыбнулась я в ответ. — Твоя мать хорошо поживает. Можно сказать, припеваючи. Передает тебе сердечный привет, а также просила напомнить, чтобы ты не забывал мыть уши как следует.

— Мамочке обязательно надо и тут придраться, — скривил гримасу Леонардо.

Мне захотелось прыснуть со смеху, но я сдержалась.

— Расскажи, как там мой дед. И как наш садик?

— Дед говорит, что растениям теперь очень недостает твоей заботы.

Тогда Леонардо с видом крайней неотложности и незаметно от всех отвел меня в сторонку, к водопаду в углу садика.

— Маэстро Верроккьо по доброте своей потворствовал моим пасторальным фантазиям, — нарочито громко произнес он.

Из-за близости к воде наши голоса разносились дальше, чем нам того хотелось бы. Я во всеуслышание и вполне искренне восхитилась трудом, вложенным Леонардо в водопад и ручей, и заверила его, что они ничем не отличаются от нерукотворных произведений самой Природы. Затем мы продвинулись дальше, к лужайке, которую он сам засадил дикими травами. Там мы присели на корточки и заговорили почти шепотом, так чтобы никто не смог подслушать нас.

— Не могу поверить, что это ты и что ты здесь, — весь ликуя, признался Леонардо. — Ты всегда была отчаянной, мамочка, но на этот раз ты превзошла саму себя.

— Я просто погибала без тебя, сынок, а умирать мне, кажется, пока рановато.

— Кто этот твой покровитель? У которого ты в учениках и для кого готовишь аптеку?

— Его зовут Умберто… Это плод моего воображения. К сожалению, примерно через год он должен скончаться и оставить мне все, что имеет.

Леонардо рассмеялся. Его улыбка была словно отблеск нетленной красоты, неудивительно, что Верроккьо избрал его в качестве модели.

— Скажи мне, сынок, — в волнении прошептала я, — скажи честно: кто-нибудь из твоих друзей заподозрил… что я женщина?

Он ответил не сразу, и это еще больше обеспокоило меня.

— Мне, конечно же, сложно оценивать объективно, — неторопливо и вдумчиво заговорил Леонардо, — но думаю, раз Флоренция сейчас ни с кем не воюет, то и мужеподобность здесь не в чести. Уважением пользуются мужчины деликатные, утонченные, образованные, а миловидные юноши, — он поколебался, — становятся их любовниками. — Он всмотрелся в мое лицо, изучая его, словно художник будущую модель. — Думаю, ты вполне можешь сойти за молодого человека. Попрактикуйся еще понижать голос.

— Хорошо.

— Мне надо бы как-нибудь заняться твоими каблуками. Их надо тщательнее скрывать.

— Когда ты сможешь навестить меня?

— Маэстро же сказал: мы работаем без выходных. Но моя мудрая мамочка отыскала прекрасный предлог для моего визита. — Заметив мое удивление, он добавил:

— Вывеску для аптеки!

Тут я не выдержала и улыбнулась.

— Вот чудеса: у тебя во Флоренции свой дом!

— Помнишь дедушкиного покровителя Поджо?

Леонардо покачал головой.

— Когда останемся наедине, я расскажу тебе эту историю во всех подробностях.

Мы заметили, что все столпились вокруг Лоренцо и Боттичелли. Те, оказывается, собрались уходить.

— Мне тоже пора, — сказала я сыну. Мы поднялись. — Мне хочется тебя поцеловать, и я так и сделаю, — призналась я, не желая бороться с чувствами.

— Мамочка, — взмолился Леонардо, — раз уж ты мой любящий дядюшка, просто дружески хлопни меня по плечу.

Я послушно дала ему тычок и распрощалась, вытребовав у него обещание придумать и нарисовать мне подходящую вывеску. Затем я покинула дворик вслед за Лоренцо де Медичи и Сандро Боттичелли. Эти двое никак не могли протиснуться в заднюю дверь, поскольку пытались выйти обнявшись, и при этом подтрунивали друг над другом.

— Изволь же, Лоренцо, — давал наследнику дорогу Боттичелли, согнувшись в чрезмерно низком и претенциозном поклоне и превращая жест почтения в его издевательское подобие.

— Нет, уж ты сам изволь, Сандро! — готов был перещеголять приятеля цветистыми манерами Лоренцо.

Наконец они заметили меня.

— Не обращайте на нас внимания, — сказал Сандро. — Мы выросли под одним кровом. Встретились братишки-шалунишки. Мы иногда ведем себя, как два несмышленыша.

Про себя я удивилась: Боттичелли вырос во дворце Медичи? Мы все трое двинулись по центральному проходу боттеги, восхищенно озирая вместилище творческого вдохновения.

— Андреа — художник-прогрессист, — рассказывал Боттичелли. — Он первым во Флоренции начал экспериментировать с фламандской техникой. Краски в ней смешивают не с водой, а с маслом — мне и самому стало интересно. — Он замолчал, потом прибавил:

— Леонардо ждет блестящее будущее, если, конечно, он отучится делать множество дел одновременно. Его мысли рассеиваются.

— Так было всегда, — заметила я.

— Соглашусь с Сандро, — вставил Лоренцо. — Я тоже предрекаю ему славу. Вы и ваша сестра еще будете гордиться им.

— Мне хотелось бы, если это возможно, — начала я, стараясь не выказать волнения, — сохранить известие о моем приезде во Флоренцию втайне от отца Леонардо.

Боттичелли с Лоренцо переглянулись.

— Это совсем нетрудно, — успокоил меня Боттичелли. — Никто здесь не питает особой приязни к Пьеро да Винчи, а Леонардо, напротив, общий любимчик, хотя он и внебрачный.

— Может, как раз потому, что внебрачный, — предположил Лоренцо. — Маэстро и сам незаконнорожденный. Таких, как Пьеро, снедает ложная гордыня. Они забывают о том, что именитейшие итальянские вельможи — и даже сам Папа Римский — одинаково любят и воспитывают всех своих детей, независимо от того, были они женаты на их матерях или нет.

— Тут совсем другое дело, — вмешался Боттичелли. — Пьеро да Винчи — нотариус, а по законам их гильдии внебрачный ребенок не может наследовать профессию отца.